В талмуде толстом в переплёте, изложен текст кармический.
Кто прочитал талмуд до корки, тот чародей… практически.
Провидцы, чародеи, колдуны… Пётр Золотов упивался историями о магах в фэнтезийных романах. Он тоже мечтал заполучить свой личный волшебный посох, чтобы обязательно из кривого ствола дерева желаний и с блистательным кристаллом у рукояти. Ему обязательно хотелось стать хозяином какой-нибудь священной книги – с пожухлыми страницами, тяжёлой на вес и непременно написанной кровью девственницы. А ещё, как у порядочного колдуна, у него должны быть ритуальные ножи, защитные амулеты – и как обойтись без зеркал, открывающих портал в потусторонний мир. Но магические предметы не так просто достать – или, скорее, достать невозможно. Потому Пётр использовал подделки, купленные в интернете. Набор мистических вещиц, имеющихся в его арсенале, был весьма скромен, но сам он выглядел более чем впечатляюще.
Пётр Золотов был представителен. Вес чародея измерялся трёхзначной цифрой: порядка полутора центнеров. Лицевой небритостью, пухлыми щеками и объёмами туловища Пётр напоминал матёрого кабана; он даже умел похрюкивать, когда посмеивался. Выше его массивного лба задиристо торчал вверх коротенький, взбодрённый гелем чубчик, губы его хитро слюнявились, а глаза, слегка замутнённые и порядком опухшие – печально слезились. Рыхлый нос у него был картошкой. Ноздри раскрыты так жадно, будто бесплатного воздуха в стране осталось всего на неделю. Дышалось Петру всегда тяжело, хотя ему только тридцать два года. Но уже сегодня организм трубил бурлящим кишечником, что обжорство и неспортивное настоящее могут существенно сократить его земное завтра.
Пётр обожал трапезу, буквально боготворил завтраки, объедался обедами, не забывая о полднике – и трепетно вкушал пищу на ночь. Мучная, злаковая, мясная, конфетная и компотная энергия с завидным постоянством исчезали в ненасытном желудке. Но Золотов не считал себя бездельником. Уже не первый год он трудился врачевателем человеческих душ. Способ заработка представлялся ему лёгким, или как он любил повторять: «Лехэсеньким», – а души людские виделись ему открытыми, простоватыми и доступными, как докторская колбаса в холодильнике.
Формула сытой жизни была продумана Петром до мелочей. Город и обитающие в нём жертвы, выбирались тщательно. Работал Пётр в Московской области, заезжал во Владимирские края, наведывался в Тверскую губернию. Задерживаться на новом месте он не любил. Месяц, возможно, два месяца, и Пётр переезжал в следующий город, где проживали люди ничем не отличающиеся от прежних людей. Переехав, он снимал квартиру и сразу подавал объявление об оказании волшебных услуг на местной доске объявлений – в печатном и электронном виде. Потом чародей терпеливо ожидал телефонных звонков, чтобы назначить время приёма, клюнувшим на приманку счастливчикам.
Называя себя потомственным целителем, Пётр обманывал и себя, и доверчивых клиентов. Лечил он исключительно по наитию, что называется, вслепую, на ощупь и, как говорится, на кого бог пошлёт. Безусловно, Пётр Золотов изучил соответствующую литературу и провалами в памяти не страдал. Эпизодами фортуна улыбалась ему, а точнее, его клиентам. Иногда как-то сами собой возвращались домой загулявшие супружники, совершенно случайно находились краденые машины, отыгрывались в карты золотые серёжки, а потерянные по пьянке бумажники обнаруживались в собственных карманах и сумочках.
Случались и неудачи, поскольку судьба против рисковых людей, помысливших вмешаться в её планы. Судьба весьма сурова к наглецам и жестоко наказывает пришедших за помощью к экстрасенсу. Бывало, что мужья совершенно необоснованно уходили к любовницам, жёны отчего-то уносили чемоданы с добром к любовникам, а приворотные зелья, которые Пётр заваривал в керамическом чайнике, через час становились бесполезны и в лучшем случае пахли горькими травами.
Но Пётр не унывал. Затраты на переезд и съёмное жильё компенсировались потоком, жаждущих исцеления. За день съёмную квартиру посещали человек семь, а то и все десять.
В городе, что в шестидесяти километрах от Москвы, Пётр опубликовал объявление в газете «Ильич жив». Прошли всего сутки, а его телефон уже раскалился, звеня и пиликая, потому что вместе с «Ильичом» живы и те товарищи, кто доверял последней странице в провинциальной газетёнке.