Проснулся я от криков за окном. Кто-то митинговал.
Минуту лежал отходя от сна и прислушиваясь. Невнятный гул прямо под моим, выходящим на площадь, окном. Там любили устраивать митинги, собрания, пикеты и прочие вещи в этом духе. Если не знаете, это когда один «пастух» разводит множество «баранов». Правда бывали и «хорошие» митинги. Митинги уставших от чиновничьего беспредела людей. Или митинги рабочих с океанских шахт, у которых была страшная смертность из-за всегда фиговой системы безопасности.
Я протопал к окну и поднял жалюзи. На этот раз были ветераны. Точно! Ветераны Русско-Украинской войны. Бодренькие такие старички лет под восемьдесят. Видать стресс действительно продлевает жизнь. На сленге их называли «РуссУкрами». Но они обижались на такое прозвище и лезли в драку. Особенно когда кто-то нарочно не договаривал последнее второе «р». Митинговали они конечно ради льгот. Их никак не хотели признавать полноценными участниками войны, потому как Россия так и не объявила Украине войну. Дело было давно и меня тогда вообще не было даже в планах. «Замес» был не хилый по рассказам моего деда. По закону они вообще наемниками считались и должны были срок мотать за такое. Чиновники из правительства даже издевались над ними: как отсидите за наемничество по статье, так сразу и получите льготы. Несправедливо конечно! Но ребята сами нарывались, так что не фиг сейчас права качать. Один старичок даже на меня в метро наехал со словами: «я тя от «ХУНТЫ» спас, сынок. А ты мне место не уступаешь?»
В общем, чокнутые типа. Лучше не связываться.
Я протопал в ванну. Пора было идти на работу. К десяти как раз успею…
На улице митинг кипел уже во всю. Кто-то на постаменте у памятника Жириновскому, с головой побуревшей от «голубиных подарков», толкал пламенную речь. Митинг бушевал в ответ. Кругом были зеваки с банками пива и случайно забредшие туристы. Все кому не лень снимали это «безобразие» на мобильники в разрешении пятьдесят «К». Что было последней дуростью компании выпускающих мобильники — разрешение человеческого глаза было меньше. Но все равно это считалось крутизной. А чем еще конкурентов обойти?
Я уклонился от локального робота-уборщика, с постоянно заляпанным датчиком из-за которого он не замечал людей впереди себя, и юркнул в переулок. Но и здесь были свои «просители». У стенки расположились «водные беженцы». Этих сейчас по всему свету развелось миллионы. Поднимающийся уровень мирового океана гнал их с побережья в безопасные страны, вроде России. Правда среди них часто попадались и мошенники. Вот и сейчас среди десятка людей со спальными мешками на картонках затесалась пара цыган. У одного была табличка с надписью: «памагите луди добрыя, мой дом залил вода. НАХРЕН!!!»
«Нахрен» было дописано жирным красным маркером и понятно было кто ему эту надпись сделал. Шутники. Читать на русском он точно не умел.
Я взял аэротакси на воздушной подушке. На метро я опоздал бы. Из-за митинга на входе в метро всех проверяла полиция с кучей продвинутых японских сканеров. Из-за страха перед терактами. Радикальное крыло РуссУкров недавно устроило взрыв на Череповецкой. Странно что им позволили этот митинг. Людей правда не убили, взрыв был глубокой ночью. Ну типа предупреждение.
Ровно без десяти десять добрался до своего офиса. Работал я программистом в известной фирме Даймонд-Софт-Корпорейшн. В ее филиале в России. Делали софт для продвинутых космических систем. Наш софт «юзали», и на лунной базе, и на марсианских станциях. И под водой, и над, и вообще везде. Даже датчики в писсуарах его имели. Просто плюнь куда-нибудь и обязательно попадешь во что-то, куда Даймонд-Софт успел засунуть свои алгоритмы.
— Гасподин Ирисофф, вы опять опосдали!
Я пожал плечами на замечание нашего менеджера отдела с ужасным немецким акцентом. Обычно он говорил со мной на английском, которым мы оба владели как родным, но когда он обижался или злился он показывал так недовольство, переходя на «великий и могучий». Кричать или ругать меня он не смел. Слишком ценным я был для компании. Приходилось смотреть сквозь пальцы на мои опоздания. Впрочем, я давно договорился с шефом отдела что я прихожу когда хочу. В качестве исключения. Я ненавидел вставать рано. И ему пришлось пойти на мои условия. Но пунктуальная немецкая душа его зама не могла выносить такое дерзкое нарушение немецкого порядка.
— Хер Риддер, — обратился я к нему, нарочно поменяв в русском произношении этого слова «г» на «х». — Вы хотите, чтобы я писал хорошие программы?
Херр Риддер запнулся, покраснел, потому возмущенно сказал: — Я не делаю Вам замечания, гасподин Ирисофф. Просто ваше поведение дурно влияет на остальных членов коллектива.
— Мне плевать. Я не могу вставать рано. Просто не могу. Ненавижу! Если вас это не устраивает, жалуйтесь директору и увольняйте меня. Окей? Гут?
Херр Риддер растерянно мигнул за стеклами своих очков и оставил меня в покое. Уволить меня власти у него не было. Хотя жаловался он на меня наверняка не один десяток раз.
