Дверь открылась. Вошел Фентон, строго посмотрел на ребят, и те разом закрыли рты.
– Поговорим о яичках. Насколько я знаю, на вашем жаргоне это теперь просто яйца, но, когда я был в вашем возрасте, мы говорили – яички.
Фентон, как всегда, был на высоте. Я проучился в соборной школе пять лет, и на моих глазах он довел свое искусство до совершенства. Он позволил ребятам вволю похихикать, потом благожелательно им улыбнулся.
– Вы, наверное, думаете, я собираюсь рассказывать то, что вам и без меня известно. Кое-что, может, и известно, но я вам все выложу начистоту. Растолкую, что за штука болтается у вас между ног, что она может и должна делать – а чего не может и не должна. Школа мне за это деньги платит.
Я все это уже слышал, но мальчишки засмеялись.
Мел зачирикал по доске, и даже те, кто поначалу недоверчиво хихикал – так уж вы нам все и расскажете! – сняли маску бывалых всеведов и всезнаек. Я посмотрел на Каниса-младшего: бедняга даже вспотел, так перепугался. Да, миленький, с тобой все ясно. Он стибрил у старшего брата одну книжонку и с тех пор только и пел про то, как все делается и почему, и даже намекал, трепло несчастное, что не только все знает, но и сам пробовал… а сейчас сидит и, кажется, от ужаса вот-вот в штаны наложит. Небось, читал что-нибудь совсем не про то, из другой оперы. И готов сквозь землю провалиться.
Волнующие слова – Вульва! Мошонка! Прикасаться! Щупать! – текли из доктора сладкой рекой, мальчишки горделиво и важно внимали – чего же хихикать, когда с ними на полном серьезе? – мне же хотелось расстегнуть молнию, вытащить наружу Большого Джона и издать воинственный клич: «Иду на вы!»
Я оглядел класс, и внимание мое привлекла одна шейка. Просто загляденье, а не шейка. Прямо глаз не оторвать. Чистенькая, загорелая, на воротник ниспадают шелковистые кудри… Ну, повернись ко мне лицом! Пошевелись хотя бы! Но парень сидел неподвижно. Я совсем извелся. Хотел даже украдкой пробраться вдоль класса и глянут на него, но от волнения вспотел, смешался, взмок и в итоге остался сидеть в своем углу.
Я услышал слово «яичники», встрепенулся и поднял голову – Фентон рисовал их на доске. Яичники? Но почему этот малый не желает повернуть голову? Интересуется яичниками? Вполне возможно. Урок тянулся в том же духе. Наконец Фентон спросил, есть ли у кого вопросы. Вопросы? Да хоть отбавляй! Сэр, скажите, пожалуйста, когда я открою счет? И что делать, если ей вздумается меня отшить? И когда, наконец, прелестная дама соблаговолит показать мне свои тайны? Когда хоть одна из них поймет, что этот неуклюжий толстяк – всего лишь форма, а содержание куда лучше? Семнадцать лет, а я еще ни сном ни духом. Семнадцать лет, а я все еще высиживаю в школе этот дурацкий Кембридж, и так еще ни разу… ни разу.
Доктор Фентон закончил отвечать на вопрос о плодородии, сказал, что на сегодня с яичек достаточно, и вышел из класса. Я снова взглянул на ангельскую шейку. Тут он повернул голову, и я едва не вскрикнул, хотелось сгореть со стыда, едва не вскрикнул. Но почему? Да потому, что постель мне с ним не делить, я даже не смогу к нему прикоснуться… а вот мечтать об этом иногда буду… Закричишь тут.
Между тем он заежился под моим взглядом и посмотрел на меня; тогда я властным орлиным взором обвел весь класс, и он отвернулся, а я снова уставился на него.
Узнать, кто он такой, было не трудно. Вместе с остальными он чинно направился к выходу, я хлопнул его по плечу и отозвал в сторону. Сурово посмотрел на него.
– Как тебя зовут?
– Тристрам.
Его большие карие глаза вопросительно воззрились на меня.
– А дальше?
– Тристрам Холланд. Большие карие глаза.
– Ладно. Иди. Только больше этого не делай.
– Чего не делать?
– Не возражай. Не делай, и все.
– Но я…
– Не возражай. Исчезни с глаз.
И я отвернулся. У меня была своя тайна.
Вечер еще только начинался, а экономика и география мне надоели до смерти. Я отодвинул книги в сторону и вздохнул. Что за кошмарная, идиотская жизнь! Я высунулся из окна – и увидел ее. Надо же! Я ведь прекрасно ее знал. Дженни, соседская девчонка… но такой я ее не видел никогда. Раньше это была просто малышка Дженни Траншан, угловатая девочка-подросток, которая с визгом таскала за волосы свою уродливую старшую сестру. И вдруг – маленькая женщина. Вот она лежит в соседском саду и нежится под сентябрьским солнцем, читает книгу, время от времени меняет позу, а я не могу оторвать от нее глаз – надо же! – и, стоит ей пошевелиться, мой Большой Джон шевелится вместе с ней. Я смотрел на нее во все глаза, упершись руками в стену. Хм-мм… Превратилась из девочки в женщину всего за одно лето, а я только что это заметил – даже дыхание перехватило.
А вот и сестра, Вероника, вышла и остановилась рядом с ней. Дженни подняла голову, улыбнулась. Вероника стоит молча, лицо недовольное.
– Сегодня твоя очередь отцу лед нести. – Я вчера носила.
– Ничего ты не носила. Валяешься в саду со своей дурацкой книжкой, а я бегай туда и сюда. Как же, тебе экзамены сдавать! Ладно, сдашь – тогда по-другому поговорим.
– Ну, хорошо, я отнесу лед.
– Конечно, когда я уже отнесла.
