Что бы ни говорили о нас остроумные противники наши, во мы не перестанем повторять, что в русской литературе больше гениев, нежели талантов, больше художников, нежели беллетристов. Из этого, впрочем, еще не следует, чтоб у нас гениев и художников было очень много, даже просто много; но они заметнее и долговечнее талантов, и потому их имена у всех на языке. А таланты беллетристические так же быстро исчезают у нас, как и родятся. Притом же они так мало пишут! Пушкин, умерший еще в поре сил, один написал больше, нежели все его подражатели, вместе взятые. Да и кто теперь читает крохотные книжечки сочинений этих подражателей? Новые беллетристы, сменившие их, тоже и мало пишут и скоро выписываются. От этого и читать нечего, ибо гении не родятся десятками.
Беллетристика есть мерка богатства всякой литературы. И ни одна литература в мире не может равняться в этом отношении с французскою. Искусство писать до того развилось во Франции, что как будто сделалось второго природою французов. Оттого во Франции есть что читать, да и вся Европа читает французских писателей, все европейские литературы живут переводами с французского. В самом деле, что такое все эти романы – «Матильда», «Парижские тайны», «Вечный жид», «Королева Марго», «Монте-Кристо», «Ночи на кладбище отца Лашеза», если не блестящие произведения беллетристики, наполненные всевозможными натяжками, неестественностями, эффектами и в то же время, местами, блистающие вдохновением, умом, мыслию, всегда живые и занимательные? Они недолговечны, потому что их авторы – обыкновенно таланты, не гении, и пишут не для потомства, не для веков, а только для того года, в который пишут. Все эти романы и повести, пошумев на белом свете, скоро забудутся, но смененные другими, – и таким образом публике всегда есть что читать. Если вы не любите эфемерных произведений беллетристики, любя только художественные создания, – не читайте их, но и не браните, не презирайте беллетристики: она и без вас найдет себе множество читателей и будет им полезна, благотворно действуя на их образование и доставляя им умное и благородное развлечение. Пусть аристократы искусства читают только своих привилегированных авторов: масса публики тоже должна иметь свою литературу. И если какая-нибудь литература удовлетворяет вдруг тому и другому требованию, – тем больше ей чести и славы!..
Мы ни слова против переводов французских романов и повестей; мы даже от души рады им; но наше дело отличить хорошие от дурных. «Карманная библиотека», выходящая маленькими красивыми книжками, представляет переводы полные и верные, а не переделки; со стороны языка, они не оставляют ничего желать. – Но что такое «Экономическая библиотека»? Почему она экономическая? О кухне, что ли, рассуждает она? Нет, она представляет переводы тех же романов, какие и «Карманная библиотека», но переводы плохие, искаженные, с пропусками и переменами. «Граф Монте-Кристо», изданный в 8-ю долю листа и содержащий в себе три выпуска, есть не что иное, как отдельно отпечатанные листки перевода первых частей этого романа, помещенного в одном из русских журналов нынешнего года. Перевод этот несколько сокращен, но в отношении к языку хорош. – Что за роскошь! один и тот же роман в нескольких переводах! Это не роскошь, а соревнование, конкуренция, которая, впрочем, должна принести успеху дела не пользу, а вред. У нас обыкновенно куда один, туда и все, за что один, за то и все, как будто выгода всех заключается только в том, что придумал один для своей выгоды! Неужели теперь во Франции только и романов, что «Монте-Кристо» да «Три Мушкатера»?..[1]
