За ужином, как всегда собралась вся дружная семья Штукиных: Леночка Штукина, двенадцати лет, хулиганка с глазами цвета аквамарин, папа Штукин (папа Вася), мама Штукина (мама Тася) и бабушка Штукина… Вернее, она была, конечно же, никакая не Штукина, а Кузнецова. Как и мама Тася, пока не вышла замуж за Васю.
Папа Вася называл бабушку то Серафимой Сергеевной, то мамой, то дорогой тёщей. А когда мамы и бабушки не было, а был, например, я, он называл её вторсырьём или Шапокляк Маджахедовной. А ещё любил вспоминать, что рядом с их дачей, по Можайке, находится Кузнецовская свиноферма, откуда, как он говорил, «и берёт своё начало славный род Кузнецовых». Это шутка, конечно. Добрая.
Да, забыл! Ещё на ужине у Штукиных был я. Потому что мы с Васей целый день доводили до ума квартальный финансовый отчёт. А поскольку у меня дома под конец квартала появился новый холодильник, а у Васи — посудомоечная машина, квартальный финансовый отчёт нашей фирмы до ума доводился с трудом. Пришлось мне остаться ужинать у Штукиных.
— Ну что, Леночек, как дела в школе? — спросил Вася. — Морду вытри. Вся в кетчупе, как у Фрэдди Крюгера… Да не рукой… И не скатертью… а салфеткой. Вот так. Как, спрашиваю, дела в школе?
— Нормально, — ответила Леночка, вытирая кетчуп с носа.
— Как математика? — спросила мама Тася.
— Нормально.
Леночка держала в обеих руках по куриной ноге. И по очереди от них откусывала, макая в кетчуп.
— А нельзя сначала одну ногу съесть, а потом другую? — то ли интеллигентно, то ли ехидно поинтересовалась Серафима Сергеевна. — А не жрать, как хряк помои. А?
— Не, нельзя, — ответила Леночка, любовно глядя на куриные ноги. — Так вкуснее.
— Ну а литература как? — спросил папа.
— Родная речь, что ли?
— Да, да, родная речь как?
— Нормально.
— Да что у тебя всё «нормально» и «нормально»! Можешь ты хоть одно слово по-русски сказать?! — слегка взорвался папа Вася.
— А я что, по-вьетнамски, что ли, говорю?
Вася кхэкнул, покачал головой и обратился ко мне:
— Совершенно не учатся в наше время дети. Ни черта не делают. Курицу вон шамают — и всё. «Нормально»… Вот мы — действительно! — учились! Помнишь, Вовк, как мы учились? А? Это ж… как стахановцы. Взял книгу, прочитал, сразу — хвать другую. Прочитал — хвать третью… Помнишь?
— Помню, — сказал я.
Ни фига, помню, не делали. Васька про Толю Клюквина год книжку мурыжил. А потом, не дочитав, потерял. Библиотечную. И его выпороли. После школы мы, помню, по восемь часов на улице торчали. На пустыре или на катке — в зависимости от времени года.
— То-то же, — продолжал назидательно вещать папа Вася. — Зубрили ведь! Зубрили как проклятые — и математику, и родную нашу русскую речь, и это… общество… как его?.. ч-ч-чёрт!.. Где про центральный демократизм…
— Демократический централизм, — сказал я. — Обществознание.
— Во-во… Обществознание. А эти, — он кивнул в сторону Леночки, — куроеды… ни-че-гошеньки не делают. Вот вы сейчас по родной речи что читаете? А? Конкретно?
— «Банзая» прошли, — ответила Леночка, макая правую ногу в кетчуп. Куриную, конечно, не свою.
— Какого ещё «Банзая»?! — ужаснулась мама Тася.
— Ну, этого, эколога из МЧС. Дроздова этого зелёного. «Я убью тебя, лодочник». Который кроликов коллекционировал.
— Господи! — перекрестилась тёща.
— Дедушку Мазая. Мы его Банзаем для ржачки назвали.
— Варварство какое! — сказала мама Тася.
— У него были зайцы, а не кролики, — сказал папа Вася.
— Забей три раза, — зевнула Леночка, макая в кетчуп сразу две куриные ноги. — Зайцы, кролики… Кстати, вы мне обещали кролика купить. Вислоухого. А сами…
— Щас! — возмутился папа Вася. — Попугая с тебя хватит.
Попугай у Штукиных — большой, белый, по кличке Бен Ладен. Говорящий. Правда, говорит всего одно слово. Извините — «насрать». По любому поводу. Это его ещё покойный дедушка научил. Бен Ладен один раз прихватил Васю за палец. Довольно сильно, когда тот клетку чистил. И Вася за это дал ему в глаз. Буквально. Честно: я единственный раз в жизни видел белого попугая с синим бланшем, орущего на весь дом: «Насрать!» Впечатляющее зрелище. С тех пор они не дружат.
Леночка сделала вид, что обиделась.
— Ну, прошли вы этого «Банзая»… то есть «Мазая» — дальше что будете проходить? — не унимался папа Вася.
— Нам задали этого… как его… — Леночка вознесла свои аквамариновые глаза к люстре. — Блин! Забыла…
— Вот! — уличил Леночку папа. — Вот так мы учимся! Смотри, дядя Вова, как они учатся!..
— Автор-то хоть кто? — спросила тёща. — Лермонтов? Пушкин?
— Нет. Длинный какой-то. Забыла.
— Грибоедов?
— Нет, этого нарика мы в следующем году будем проходить.
— Что такое «нарик»? — не понял я.
— Наркоман.
— А почему Грибоедов наркоман?
— Ну, по типу грибы ест.
— Кошмар!
Это опять тёща.
— Как же эта книжка называется? — мучилась Леночка. — То ли «Карлик»… То ли… Не помню. Дайте человеку поесть спокойно.
— Может, «Мужичок с ноготок»? — встрял я.
— Это который лес воровал? «В лесу раздавался кларнет тракториста»? Нет. Этого пигмея-дровосека мы уже прошли… А может и не «Карлик». Может, «Каратышка». Не помню я!
Все перестали есть и молча посмотрели на чавкающую от обеих куриц Леночку.
