История о том, как было совершено и раскрыто одно преступление и как об этом была написана пьеса.
"Звоните мне по телефону…"
Инспектор Пирин Йонков не любил ездить на своей личной машине, да и служебной пользовался редко — в основном когда его вызывали в управление. Такой уж был у него характер; он совсем не стремился выставлять себя напоказ и вообще считал несчастными людей вроде меня, которых радио, газеты и особенно телевидение делают в большей или меньшей степени известными. "Это ведь ужасно неприятно, — говорил он мне как-то, — люди узнают тебя в трамвае или на улице и тычут пальцем. Нет, я, может быть, именно потому избрал себе эту профессию, что она требует как раз обратного. Какой же это криминальный инспектор[1], если его узнают все бывшие, настоящие и будущие преступники?"
История, которую я сейчас расскажу о Пи-рине Йонкове, а вернее, об одном весьма запутанном преступлении, раскрытом им, — в сущности, это уже история о том, как я написал одну из своих пьес. Мне давно хотелось написать нечто подобное. И вот однажды я рассказал тогдашнему директору Национального театра имени Вазова и моему старому другу Андрею Гуляшки о своем желании написать пьесу с детективным сюжетом. Гуляшки необыкновенно воодушевился:
— Ты непременно должен это сделать! У нас есть обязательства поставить такую пьесу, и ты просто спасешь нас!
— Но я только собираюсь написать ее…
— У тебя есть идеи, материал?
— Есть. Но что-то пока мне все это не нравится?…
— Я познакомлю тебя с Пирином — у него вагон идей!
Через некоторое время я зашел к Андрею Гуляшки в театр, собираясь выпить с ним по чашке кофе, и застал в его кабинете литературного критика Любена Георгиева и еще одного незнакомого мне человека.
Незнакомец, будто стесняясь, протянул мне руку и пробормотал имя и фамилию, которые я не расслышал.
Любен Георгиев долго развлекал нас, рассказывая последние новости, услышанные в Союзе писателей. Мы хохотали. Незнакомец смеялся вместе с нами, слушая забавные истории, которыми Георгиев старался подсластить наш горький кофе. Когда тот исчерпал свой репертуар, Гуляшки повернулся ко мне:
— Божидар, это Пирин…
Я сразу не понял, о чем он говорит, и даже подумал: при чем тут горы?[2] Я забыл о нашем недавнем разговоре.
— Пирин? Какой Пирин?
— Эх, милый, и ты еще собираешься писать нам детективную пьесу! Разведчики и следователи должны все запоминать и держать в уме все факты, которые…
— Но я не собираюсь становиться следователем! Я слишком рассеян для этого…
— Однако ты ведь хочешь написать пьесу-детектив? Хочешь, верно?
— Ну, это совсем другое дело…
— Ничего подобного! Автор детективных романов или пьес сам должен быть…
— А ты? Твой пример не подтверждает твои слова.
— Я — исключение!
— А почему я не могу быть исключением?
— А потому, что два исключения — это уже почти правило! Ладно, ближе к делу. На прошлой неделе я обещал познакомить тебя с моим другом Пирином Йонковым. Вот он. Завтра с его помощью начнешь писать пьесу.
— Но…
— Завтра или через несколько дней, когда ему попадется какой-нибудь интересный случай, он возьмет тебя с собой…
— А если из этого случая не выйдет пьеса? А если этот случая…
— Выйдет! — уверенно вмешался мой новый знакомый.
— Ничего не поделаешь, написать пьесу нужно за несколько дней.
— За несколько дней! А если за эти несколько дней никто никого не убьет, тогда что?
— Не будем пессимистами… — снова вставил Пирин.
— Как вы можете так говорить! Как это вы, криминальный инспектор, хотите, чтобы совершилось убийство, которое…
— Я совсем не хочу этого, но, к сожалению, убийства пока совершаются, и довольно часто…
Гуляшки вмешался в нашу перепалку.
— Пирин даже знает, как будет называться пьеса. Ну, все прекрасно! Я совершенно уверен в твоем успехе и уже подготовил договор. Поставит ее Асен Миланов[3], он же будет играть главную роль — инспектора, то есть Пирина…
— Да вы все с ума сошли! А если товарищ не раскроет преступление, которое, между прочим, еще не совершено?
— Я раскрою его, — спокойно ответил инспектор.
— Никуда не денешься, я ведь обещал товарищу Гуляшки… А теперь запишите заглавие пьесы -это первая фраза, с которой я обращаюсь по телефону к моей сектретарше, когда звоню из дома, где произошло убийство: "Велева, звоните мне по телефону номер такой-то!" Например, 87-90-73…
— Но это мой домашний телефон! Откуда вы его знаете? Неужели убийство произошло в моем доме?!
— Успокойтесь, товарищ Божилов, мне дал ваш телефон товарищ Гуляшки, чтобы я позвонил вам и пригласил с собой, когда…
Он позвонил мне ровно через два дня. Преступление было совершено. Я шел рядом с ним и проклинал себя за то, что решил писать пьесу-детектив…
Убийство или самоубийство?
— Я думал, вы заедете за мной на машине…
Да, я шагал по улицам Софии рядом с Йонковым и уже жалел о том, что согласился сопровождать его на место нового преступления, которое ему поручили расследовать.
Это был сегодня совсем не тот человек, с которым я впервые увиделся в кабинете Гуляшки. Около половины шестого утра в моей квартире раздался телефонный звонок: инспектор приказал мне быть готовым и ждать его. Я впопыхах оделся и встал у своего широкого "французского" окна, выходящего на улицу Добруджи, ожидая резкого звука сирены милицейской машины. Но все было тихо. Вскоре кто-то деликатно позвонил в дверь, я открыл — на площадке стоял инспектор. Войти и выпить со мной кофе он тихо, но твердо отказался: "Нам нужно спешить!" Видимо, как и я, он не выспался, но был в отличие от меня тщательно выбрит, и воротничок его рубашки сиял белизной. Ему нужно спешить, а зачем спешить мне? Неужели он не мог позвонить попозже?
