В конце мая, звездной ночью, когда нарымское небо наискось перечеркивают невидимые спички, к обской пристани Луговое швартуется пассажирский пароход «Козьма Минин». Ярко освещенный огнями, гремящий музыкой, голосами, приваливает он к темному дебаркадеру. Позади ожидающих стоят двое в форменной одежде речников. Глядят, как вьются в воздухе причальные концы, как на мостике расхаживает вахтенный, покрикивая в переговорную трубку.
Двое молчат; у одного – невысокого, худощавого – из-под фуражки смотрят большие темные глаза, второй – раскосый, в морщинах – незаметно для спутника вздыхает. У ног стоят чемоданы, стопки книг, перевязанные веревками, и в пестром пледе постель. Черноглазый, заложив руки в карманы, сутулится.
– Прими трап! – кричат с мостика.
Толпа течет на пароход, проваливается в освещенное, жадно открытое чрево. Проглотив пассажиров, пароход начинает набивать трюмы мешками, бочками, ящиками. Мимо двоих, по-прежнему неподвижных, кривоного ступая, идут вереницей грузчики: на берег – с пустыми плечевушками, обратно – с ношей, напряженно глядя под ноги.
Двое, видимо, кого-то ждут. Раскосый курит папиросу за папиросой. Подумав, говорит:
– Пойдем! Задержался Красиков, не придет!
Темноглазый медленно поворачивается, думает, неопределенно покачивая головой. Матрос-контролер покрикивает:
– Заходь, товарищи! Третий гудок даем!
Сверху, с яра, быстро спускается мужчина – начальник Луговской пристани Красиков. Увидев двоих, он длинными руками хватает за плечо темноглазого, трясет, заглядывает в лицо, потом подхватывает чемодан, стопку книг и идет к пароходу.
– Ваш билет! – вырастает перед ним матрос.
– Ты что – не узнаешь! – застывает начальник пристани.
Матрос сплевывает, трясет чубом, спокойно объясняет:
– Вас знаю! Пусть товарищи предъявят! – После паузы строжает голосом, осанкой. – В-в-а-ш билет!
Худое губастое лицо начальника пристани вздрагивает от гнева, бровь задирается на лоб; оглянувшись на темноглазого, Красиков мгновенно, наплывом краснеет.
– Ты!.. Ополоу-умел!.. – глотает слова Красиков. – Пропусти сейчас же! Немедленно!
– В-в-в-а-ш билет! – настаивает матрос.
Из пролета выглядывают любопытные, толпятся, рассматривают двоих, а сверху, с капитанской палубы, свешивается речник, начальственным басом спрашивает:
– Что случилось?
Кивнув на двоих, матрос поясняет:
– Без билетов, товарищ капитан! Мало что они в форме! По закону – не могу!
– Правильно! – одобряет капитан. – Кто ж там?
Наверху наступает молчание; капитан, видимо, приглядывается к неизвестным и вдруг – громко, с надрывом:
– Борис! Ты?
Темноглазый не отвечает. Сверху доносится топот ног по железу – идущий торопится. Матрос-контролер задумчиво пожевывает губами. Красиков смотрит на него сердито. Темноглазый, еще больше сутулится. Через несколько секунд из пролета выскакивает капитан «Козьмы Минина», подходит к темноглазому. Точно налетев на стену, останавливается. Любопытные подходят совсем близко, обступают, прислушиваются, приглядываются.
– Здравствуй, Борис Зиновеевич! – Капитан «Козьмы Минина» протягивает руку темноглазому.
– Здравствуй!
Капитан «Козьмы Минина» оглядывает вахтенного матроса, вздергивает бородку:
– Вещи Бориса Зиновеевича Валова в мою каюту!
Темноглазый с товарищем проходят на пароход. Начальник Луговской пристани, придвинувшись вплотную к матросу, шипит перехваченным гневом горлом: «Дура! Это же капитан „Смелого“. Любопытные пассажиры текут за уходящим, гадают, что произошло, почему темноглазого человека капитан „Козьмы Минина“ встречает так, как не встречал ни одного человека на пристанях от Каргаска до Томска? Кто этот человек? Почему матрос, услышав нашептывание Красикова, обмер, подхватил чемодан и пулей взлетел на трап?.. …Третий гудок дает пассажирский пароход „Козьма Минин“. Ревет паром на всю Обь. Медью стонет. Отвалив от берега, бросается навстречу ветру, воде, несет в темень сигнальные огни. На капитанском мостике, положив подбородок на руки, сидит темноглазый. Он неподвижен, и так же неподвижен капитан „Козьмы Минина“. На притоке Оби, Чулыме, помаргивают далекие огоньки бакенов. Тают, скрываются в дегтярной мгле. Пароход яростно колотит плицами, шипит паром.
– Как же случилось это, Борис? – из темноты, из позвякивания меди доносится голос.
– Обыкновенно, Сергей… Вот и еду впервые в жизни пассажиром.
