Камни. Повторения. Решетка (отрывки)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность. Книга завершается финалом, связывающим воедино темы и сюжетные линии, исследуемые на протяжении всей истории. В целом, книга представляет собой увлекательное и наводящее на размышления чтение, которое исследует человеческий опыт уникальным и осмысленным образом.

Жанр:	Поэзия
Серии:	-
Всего страниц:	2
ISBN:	-
Год издания:	Не установлен
Формат:	Полный

Камни. Повторения. Решетка (отрывки) читать онлайн бесплатно

Шрифт

Интервал

После поражения

Когда афинское войско потерпело поражение при Эгоспотамах

и, чуть погодя,

когда мы окончательно потерпели свое поражение, — прекратились

наши вольные речи, блеск Перикла, расцвет античных искусств, гимнастические уроки, собеседы

пирующих мудрецов. Сегодня на Агоре — гнетущая тишь, и уныние, и произвол Тридцати.

Все, и в том числе самое сокровенное, происходит в наше отсутствие,

без нашего спроса, и это не подлежит никогда никакому обжалованию, и обвиняемый

беззащитен —

ни адвокатов, ни скромного права даже на мелочь: формальный

протест. В огонь — наши рукописи и книги, и честь омраченной родины — в грязь. И если когда-нибудь,

предположим,

нам разрешили бы как свидетеля привести с собою старого друга,

он отказался бы только от страха: как бы ему самому не пришлось нахлебаться наших несчастий,—

и был бы он прав. Поэтому здесь нам хорошо — вполне вероятно, что мы набрели на какой-то новый

контакт с природой,

из-за колючей проволоки разглядывая кусочек моря, траву и камни,

или случайное облако на закате, лиловое, мрачное, неспокойное.

И между тем, вполне вероятно, что еще возникнет когда-нибудь дух Кимона[1], управляемый тайно

все тем же орлом, и вместе они откопают и обнаружат железное острие, которое

некогда было нашим копьем —

оно тоже стало тупым и ржавым, — и вполне вероятно,

что его принесут однажды в Афины в триумфальном и траурном шествии, при венках и торжественной

музыке.

21/III 1968 г.

И, повествуя об этом…[2]

Люди, идеи, слова измельчали настолько, что нас теперь не волнует

нисколько

ни старая слава, ни новая, ни благородная биография Аристида;

и если кто-нибудь иногда пытается вспомнить доблести Трехсот или Двухсот, другие немедленно его обрывают с презрением или, в лучшем случае, с иронией

и скептицизмом. Но порой, как сейчас, например, когда погода светла и прозрачна — в день воскресный на стуле

под эвкалиптами среди этой безжалостной ясности — на нас нападает сокровенная

скорбь и тоска

о блеске, испытанном прежде, — хотя сегодня мы называем его

дешевым. Шествие трогалось на заре — трубач впереди, а за ним — повозки с венками и грудами веток

душистого мирта, за ними вышагивал аспидный бык, а за ним юноши шли и

кувшины несли с молоком и вином для возлияния мертвым; в благовонных фиалах качались масла

и ароматные смеси. Но всего ослепительней — в самом конце процессии шел архонт[3],

одетый в пурпурное, архонт, которому целый год не позволяли касаться железа

и надевать на себя хоть что-нибудь, кроме белого, — теперь он

в пурпурном

и с длинным мечом на поясе величественно пересекает город, держа прекрасную вазу, извлеченную из общественной утвари,

и направляясь к могилам героев. И когда — после того, как бывали омыты надгробные стелы и обильные

жертвоприношения завершены, — он поднимал свою чашу с вином и, выливая его на могилы,

провозглашал:

«Я подношу эту чашу самым доблестным, тем, кто пал за свободу

греков»,—

пробирала великая дрожь все окрестные лавровые рощи, дрожь,

которая даже теперь пробирает эту листву эвкалиптов и эти залатанные пестрые тряпки, после стирки развешанные

на этой веревке.

22/III 1968 г.

Геракл и мы

Тебе говорят: он — большой и великий, сын бога и, кроме того,

знаменит кучей блистательных учителей — старец Айн, просвещенный сын Аполлона, обучил его грамоте,

ловкий Эврит преподал уроки искусной стрельбы из лука; Эвмолп, вдохновенный сын

Филаммона,

развил его склонности к песне и лире; но главное — сын Гермеса,

Автолик,

чьи густые, дремучие, страшные брови затмевали собой половину лба,

обучил его славно искусству аргосцев — подножке; отменное

средство,

надежнее нет ничего, чтобы вырвать победу в борьбе, в кулачном

бою и, как признано, даже в науке. Но мы, дети смертных, без ведома учителей, обладая всего лишь

собственной волей, упорством, а также пройдя в совершенстве систему селекций

и пыток, стали такими, какими смогли.

Мы нисколько себя не чувствуем низшими, нам не стыдно смотреть

любому в глаза.

Наши титулы на сегодняшний день — в трех словах: Макронисос,

Юра и Лерое.

И как только наши стихи вам покажутся аляповатыми, сразу

вспомните, что они написаны под конвоем, под носом охранников, под ножом, приставленным

к ребрам.

И тогда нет нужды в оправданиях; принимайте стихи такими,

как есть, и не требуйте того, чего у них нет, — вам больше скажет сухой Фукидид, чем изощренный в письме

Ксенофонт.

23/III 1968 г.

Золотое руно

Зачем добивались мы золотого руна? Еще одно испытание,

возможно, самое страшное; Симплегады[4], убийства;

в Мизии отставший Геракл и его ослепительный мальчик — Гилас, потонувший в источнике;

кормовое весло сломалось, и другого не будет, и не будет отдыха.

Колхида. Эет[5]. Медея. Медный бык. Чудотворное зелье и бесполезность борьбы. И Апсирт[6] —

по кусочкам

его подбирает отец из моря.

И это руно…

уже достигнута цель, и свежайший страх: как бы смертные или боги

у тебя не украли твою добычу; если держишь руно в руке,

его золотая шерсть освещает ночи твои, если держишь руно на плече, его золотая шерсть освещает тебя

целиком,

ты — мишень и для тех, и для этих: никакой возможности

спрятаться в тень, чтоб остаться в своем ничтожном углу, обнажиться, и быть,

Продолжить чтение