Виталий Рапопорт
Как и почему
Глава 1: происшествие в центральных банях
Один из самых привлекательных способов времяпровождения в Москве - это пребывание в парной бане. Так, по крайности, было в мое время. У каждого уважающего себя жителя столицы была своя, излюбленная баня, к которой он был привязан ничуть не меньше, чем к избранной в детстве и на всю жизнь футбольной команде. Одни были патриотами Сандунов, другие клялись и божились Центральными банями, третьи готовы были всякую минуту отстаивать честь других заведений - Астраханских, Краснопресненских и прочих. Споры москвичей о сравнительных достоинствах этих мест отдохновения всегда были яростными и непримиримыми.
- Я и слышать не хочу про ваши Центральные, дешевый шик, больше ничего. Другое дело у нас в Сандунах. Стоит только взглянуть на отделанные добрым деревом кабинки, как душа начинает отмокать.
- Ну, дела! Человек в баню ходит из-за кабинок! Ты в парную хоть раз заглядывал? Там же дышать нечем! То ли дело у нас в Центральных. Парилка огромная, мощная, кругом мрамор, не говоря уже про бутерброды с красной икрой...
- Вот пижоны, так пижоны! Толкуют про икру, мрамор, деревяшки, а в бане главное, определяющее - пар. Такого пара, как в Астраханских, нету нигде в мире. Целительный, в душу льется, ровно масло. На курорт не надо ездить.
- Вот уж не заметил! Грязь видел, тараканов наблюдал, от вони едва не задохнулся, а курорта не обнаружил. Если кто понимает в паре, тому надо в Оружейные.
- Бывал я там, и не раз. Пар держится только с утра пару часов, а дальше помойка. И татар много...
Мои собственные банные привязанности со временем менялись. Я начинал в Центральных, переметнулся в Сандуны, пробовал другие места, а с середины семидесятых стал отдавать предпочтение Кадашевским и Вятским. Это были бани нового типа, приближавшиеся к сауне. Точнее будет сказать, бани были старые, однако перестроенные с новым типом парилки: стены обшиты деревом вместо кафеля, мощная печь и вытяжной вентилятор. Благодаря этому температура там была высокая, иногда до невыносимости, пар сухой, а воздух почище. Все же иногда я по старой памяти заглядывал в Центральные, в высший разряд (Это отделение потом поставили на капитальный ремонт, который длился много лет и во время которого оно сгорело - говорят, в результате поджога с целью замести следы хищений; но это произошло потом, когда я был в уже в эмиграции). Местоположение этих бань было в самом деле центральное - в воображаемом треугольника, в вершинах которого были расположены Большой театр, Лубянка и ресторан "Метрополь". В этот день, как сейчас помню, в субботу, я был по дела в центре и освободился раньше, чем предполагал. Собрался было домой ехать, но вдруг решил заскочить в баню. У входа в высший разряд меня встретила очередь длиной человек в десять. Я ругнул себя за то, что отправился в баню в неурочный день (обычно это был понедельник), но все же решил, что постою немного, понаблюдаю, как движется очередь. Она, к счастью, перемещалась довольно быстро, и уже минут через двадцать нас впустили внутрь, меня и еще несколько соседей по очереди. В высшем разряде стояли диваны, на которых посетители оставляли свою одежду - не в шкафчиках, как в местах поплоше. Ценности, в частности бумажники, полагалось оставлять на хранение в кассу, но это редко кто делал: в Центральных с воровством было спокойно. Я стал раздеваться на месте, указанном мне пространщиком (в московских банях зал, где раздеваются, называется пространство), рядом поместился мужик, стоявший впереди меня в очереди. Я еще там отметил его вертлявость: он минуты не мог устоять на месте, все суетился, оглядывался по сторонам, переминался с ноги на ногу и всем своим видом выражал недовольство тем, что приходится ждать. Вот и сейчас он, вместо того, чтобы раздеться, стал ныть, что ему тесно, что пространщик долго не появляется с пивом и все в таком роде. Одет он был невыразительно, провинциально: помятый шевиотовый костюм, несвежая рубашка без галстука. Глаза у моего случайного соседа были узкие и бегающие, лоб низкий и приплюснутый нос. Не отвечая на его ламентации, я поскорее снял с себя все и ушел в мыльную. Готовясь к первому заходу в парилку, я замочил в тазу веник и присел на минуту на лавку. Очень скоро меня кто-то тронул за плечо. Это был пространщик:
- Ступай вещи свои проверь, там какой-то негодяй у тебя по карманам шарил.
Выругавшись, я поплелся за ним. В пространстве нам пришлось пробираться сквозь любопытную толпу. Возле моего дивана вертлявый сосед стоял в окружении двух милиционеров и чуть не плакал: Сукой быть, ничего я не брал, чтобы мне с места не сойти.
Я проверил карманы брюк, бумажника не было. Не успел я это сообщить, как пространщик закричал "Ах, ты выблядок, козел вонючий!" и со всего размаха заехал вертлявому в ухо.
- Ну, ты того, рукам воли не давай, - добродушно пожурил его один из милиционеров, в ответ на что пространщик нагнулся и с торжествующим видом поднял с пола мой бумажник.
- Вот видите, - взвизгнул вертлявый, - бумажник валяется, а вы честного человека обвиняете.
