Алексей Егорович РАЗИН
ИЗЯСЛАВ-СКИТАЛЕЦ
В Олеговом лесу было одно особенно привольное местечко. На откосе горы раскинулась поляна - из лесу на нее выступали четыре дуба, густые, кудрявые, свежие, возле них гремел небольшой ключ, трава свежа и нетоптана. Пониже, под горой, в потных местах, держался кабан; повыше нередко попадался олень; медведь-пустынник ходил за ягодами, лось-сохатый щипал рябиновые побеги.
Со времен Святослава положен на лес строгий запрет, и никто из простых людей не смел в нем тронуть зайца, не то что княжеской зверины: кабана, лося, медведя. Князь Владимир наезжал сюда на охоту, а после него нога человечья почти в него не ступала. Ярослав Мудрый охотником не был, Изяслав тоже охоты не любил, и зверь плодился и жил по своей звериной воле, хотя от Киева до средней Олеговой поляны было не больше пятнадцати верст.
Сюда-то, в это приволье, забрались бояре, княжеские гости, и расположились отдыхать после удачной охоты. Лет пятьдесят не бывало на поляне такого шумного, веселого табора. Под дубами разложены были ковры; на них отдыхали бояре, вкусив роскошной трапезы и выпив сколько надобно для подкрепления. Неподалеку от них лежал огромный медведь, зарезанный боярином Пореем в одиночку, лежал кабан, которому сын новгородского посадника Остромира всадил копье под лопатку, лежал еще кабан, поменьше, убитый боярином Ратибором.
Шагах в ста от дубов расположилась многочисленная челядь с лошадьми, с собаками. Там разведены были костры, слышался живой говор; кормили собак, провожали дорогих боярских коней; несколько человек возилось вокруг товарища, которому медведь разорвал плечо.
Снизу поднимались в гору человек двенадцать, несших на длинной жерди громадного кабана, убитого все тем же боярином Пореем.
- Сюда! Сюда! - кричал он людям, которые несли кабана. - Обойди с этой стороны! Клади здесь!.. Эх вы, охотники! Закона не знаете! Битым боком вверх кладут зверя! Поверните его! Да пошевеливайтесь, размазня киевская!
- Да, удар хорош! - сказал боярин Ратибор, любуясь узкой раной под лопаткой у зверя. - Стемировский настоящий удар. Это в былые времена Стемир, богатырь, любимец княгини Ольги, так-то, говорят, убивал кабана, не копьем, как мы, грешные, а мечом.
- Молодецкий удар! - заметил боярин Перенег, приподнимаясь на локте.
Боярский сын Вышата, сын новгородского посадника, как человек еще очень молодой, ничего не сказал и молча любовался, завидуя силе и верности удара.
Порей, полюбовавшись своей добычей, опять опустился на ковер, заложил руки под голову и стал спокойно смотреть на ясное полуденное осеннее небо.
- Не житье здесь у вас, а масленица! - сказал он наконец, не обращаясь ни к кому особенно. - Этак жить - и умирать не надобно.
- Чем же у вас-то худо, дяденька Порей? - спросил его молодой Вышата.
- Какое у нас житье? - спросил Порей. - А такое, что мы с корочки на корочку во Владимире перебиваемся, и все богатство наше - два веника в коробе да мышь в подполе. Ты разве не знаешь, что мы с Ростиславом хоть и князья, да не настоящие. Ростислав не сын был покойному князю Ярославу, а внук, так у него по усам текло, а в рот не попало. Меж пятерыми сыновьями разделил Русскую землю, а после покойного старшего сына княжеского сын Ростислава, старший, стало быть, внук, и так живет. Что дяди из милости дадут, тем и довольствуется. Дали сначала Ростов для прокормления. Ну, пожили там лет пять, умирает дядя Вячеслав Ярославич - стало быть, Смоленск опростался. Мы в Киев, к старшему дядюшке. Так что же ты думаешь? Собрались братья совет держать: как тут быть? А моего-то князя и на совет не пустили, младшего, дядю Игоря, перевели в Смоленск, а нас - во Владимир. Оно бы и не худо: червенские города богаты, земля плодородна, да вот беда: земли-то, которые к городу Владимиру тянули, все отошли Киеву, а нам один город достался. Выехать некуда, взять нечего, и стали мы жить да поживать, с запасом, нечего сказать: на печи в решете три засушинки*. Терпим беду, а вся вина князя Ростислава в том, что его отец, князь Владимир Ярославич, старший из Ярославичей, раньше отца помер, не побывав князем. Я тебе говорю: беда такая, что своры собак держать не на что.
_______________
* З а с у ш и н к а - все съедобное в сушеном виде: кусок мяса,
ломоть хлеба и т. д.
Хорошо. Умирает у нас младший дядя - Игорь Ярославич, что был переведен из Владимира в Смоленск. Князья не съехались сразу же, а киевский и послал в Смоленск своего посадника. Всеволод из Переяславля тогда воевал с торками, и вот нынче опять от этих кочевых разбойников отбиваться надо было. Вот только теперь настоящий съезд и совет княжеский, вот мы и приехали. Но, видно, правду говорили старики: на чужой совет до зова не ходи. Совещались они втроем, Изяслав, Святослав и Всеволод, а племянника Ростислава одними ласковыми словами угощали, а впрочем, знай кошка свое лукошко. Вот скажи мне, дяденька Перенег: не обидно это родному старшему внуку князя Ярослава?
- Обидно, точно, - отвечал Перенег, боярин черниговского князя Святослава, - на что обиднее этого? Сыновья перемрут, это от Бога так установлено, настанут внуки, каждый внук что-нибудь получит, а старшему внуку - ничего. На что хуже? Только дело это такое, что ничего не поделаешь, стало быть, и обижаться нечего. Тебе бы надо весны, а теперь осень: так что же станешь делать? Обижайся сколько хочешь, а делу не поможешь, весна зиму не перескочит тебе в угоду. Князь Ярослав так завещал, и переменить его волю живой человек не может. Надо ли исполнять завещание или не надо? И князь Ярослав мог распоряжаться своею волостью или не мог?..
