Основная проблема в космосе в том, что корабль, движущийся в подпространстве, остается невидимым. Другая галактика, в которую врезается искаженное пространство, остается именно другой – соседней, непохожей галактикой со своими законами природы, где свет мчится в тысячи раз быстрее, чем родной для гуманоидов вида 683. Космический корабль, движущийся в искаженном подпространстве, окружен аурой своей галактики, реально не существуя для пространства вне этой ауры. И вместе с ней его скорость может во много раз превышать скорость света этого пространства, или, наоборот, достигать невозможно малых величин. Сенсоры внутри корабля, конечно, настроены на преобразование некоторых особенностей света других галактик, а все, что можно увидеть вне этого корабля, – лишь легкое дрожание света, поскольку космическое пространство содрогается, медленно сжимаясь и разжимаясь. И в самом центре этого мерцания может возникнуть очень слабый бледный отблеск – даже не отблеск, а лишь намек, ощущение, близкое к иллюзии.
Приходится еще очень долго ждать, прежде чем множество огоньков-звезд начнут дрожать в каком-то маленьком уголке бесконечной ночи. А где-то далеко, позади этого дрожания, рождается свет – слишком слабый, чтобы уловить его невооруженным глазом, разве что вы принадлежите к виду с особо чувствительным зрением. Этот свет приводит в движение радикалы – элементарные частицы молекул, свободно перемещающиеся в космосе, которые переходят в состояние высокой энергии и накаляются. Дрожание света приближается, охватывая все больше пространства. На его пути лениво дрейфует холодная комета, совсем не похожая на грязный дремлющий комок снега. Мерцание достигает ее и проходит насквозь. А сенсоры подтверждают, что никакого движения на много парсеков вокруг нет. В нормальных условиях искаженное поле и физический объект могут встретиться и избежать повреждений лишь при тщательно спланированных траекториях. Но это не тот случай. Корабль в искаженном подпространстве проходит сквозь комету не только без ущерба для себя, но даже не замечая ее.
Но тем не менее космическое пространство изменяется и сжимается; комета превращается в облако осколков камней и льда и светящегося пара. И все же некоторое время спустя потревоженная материя космоса успокаивается, рябь исчезает и остается просто комета, ничуть не поврежденная, не изменившая скорости и сохранившая свою траекторию в этой вечной ночи.
А через триста с лишним лет два народа, готовых к войне, будут высматривать в небе комету, с незапамятных времен считавшуюся сигналом богов к началу взаимного уничтожения. Но вместо сверкающей кометы-знамения они увидят лишь ослепительный звездный дождь. С неимоверным облегчением вознесут они молитвы богам за этот знак небес, вернутся домой и перекуют мечи на орала.
Здесь и сейчас нечто невидимое пролетает так легко, что наблюдатель вряд ли когда-либо поймет, что случилось. "Энтерпрайз", звездный корабль Объединенных Систем патрулирует в космосе, а видно лишь мерцание, блеск, проходящий через бесконечные молчаливые размышления Вселенной.
"Неважно, сколько раз перестраивался этот корабль, – думал Джеймс Т. Кирк, – на нем никогда не будет свободного места, чтобы спокойно побродить".
Капитан "Энтерпрайза", мужественный, волевой человек, способный навести порядок в самых невероятных ситуациях, сейчас, нахмурившись, мерил шагами свою каюту. Все вокруг раздражало его – голограммы предыдущих моделей "Энтерпрайза", маленькая коллекция деревянных и металлических произведений искусства с разных планет в коробках из инертрбгена и веригласа, безупречные аккуратные полки и без единого пятнышка письменный стол, который уже сам по себе был дурным знаком. Джим Кирк никогда не убирал наваленных на столе кассет, подушек для печатей, листков из рапортов до тех пор, пока его деятельность как командира не была закончена. А сейчас, что и говорить, все на корабле приведено в порядок: отсеки, в которых раньше себе позволяли некоторую неаккуратность, теперь блестели чистотой, столы в них были не просто убраны, но даже вымыты.
Все это не очень-то радовало Кирка, хотя ему было приятно, что экипаж уважал его настолько, что управился со всем сам, без его напоминания. С какой радостью он променял бы эту чистоту и порядок на одну единственную хорошую новость.
Он мрачно смотрел на экран, который все с тем же упорством отказывался делать то, что от него требовалось. "Стоит лишь начать мечтать о покое, – думал он, – и эта чертова штука тут же сообщит о нашествии клингонов, или о неполадках в одном из отсеков, или о загадочных сигналах бедствия. А сейчас, только поглядите на него – молчит, как груда металлолома".
Раздосадованный, Кирк скривил рот – благо, команда ничего не видит.
Экран по-прежнему молчал. Тогда Кирк решил прибегнуть к старому приему курсантов, называемому "могло быть и хуже". Он стоял и вспоминал случаи, которые когда-то чуть не свели его с ума, чем доводил себя до белого каления.
Эта канитель длится вот уже полгода. Каждый раз, когда уже почти готовы объявить, кто участвует в полете, снова все откладывается из-за каких-то политических интриг вокруг эксперимента, несущего получение кредитов и известность. Безразлично, что за корабль или экипаж и какие у него заслуги... Все выводило Кирка из себя – он знал, что если бы учитывались все нюансы, то именно его кораблю поручили бы эту миссию.