Из города на Неве: Мореплаватели и путешественники

Рецензенты: профессор Н. Н. Алфимов, профессор В. Я. Подолян, доктор геолого-минералогических наук Е. А, Басков, доктор географических наук Д. Д. Квасов, доктор биологических наук О. И. Семенов-Тян-Шанский, доктор исторических наук В. С. Стариков, ученый секретарь Географического общества СССР Л. И. Сенчура, заместитель ученого секретаря Ленинградского отделения Географического общества СССР А. П. Матвеева.

В августе 1806 года[1] петербуржцы были возбуждены радостным известием. Из первого отечественного кругосветного путешествия возвратились в морскую крепость Кронштадт два корабля. Один из них, как писал журнал «Вестник Европы», «о 430 бочках грузу», назывался «Нева», другой, «поднимающий 470 бочек», носил имя «Надежда». Экспедицию возглавлял капитан Иван Федорович Крузенштерн, «опытный мореходец, который несколько лет служил на английском флоте и совершил одно путешествие в Индию и Китай».

Корабли, вернувшиеся из столь далекого плавания, принадлежали Российско-Американской компании, которая основала ряд селений на северо-восточных берегах Америки. Селения нуждались в различных товарах и провианте. Однако сообщение с ними было связано с большими трудностями. Через Сибирь на лошадях на протяжении многих верст грузы везли по бездорожью, преодолевая и крутые горные тропы, и топкие болота, и стремительные реки. Путь из Петербурга на Аляску длился около двух-трех лет. Товары прибывали нередко сильно подпорченными, обозы подвергались нападениям и грабежам. Компания сплошь и рядом терпела убытки: перевозка и перегрузка обходились дорого и поглощали немалую долю прибылей. А ведь значительную часть составляли прославленные русские меха. «Мягкую рухлядь» с Аляски сначала везли морем до Охотска, затем — через пограничный город Кяхту в Китай. Или — через Иркутск в Европейскую Россию. Морской путь, проложенный русскими моряками, должен был открыть широкие перспективы для развития отечественной торговли.

… Сообщение о беспримерном походе вокруг света двух русских кораблей достигло самых отдаленных уголков России. Оно было радостно встречено моряками, учеными, купцами, промышленниками и передовой общественностью страны. Первое кругосветное путешествие блестяще доказало возможность морской связи Петербурга и других российских портов с дальневосточными территориями и русскими владениями на американском континенте.

Судьба капитанов обоих кораблей имела много общего. Оба окончили Морской Кадетский корпус — единственное тогда в России учебное заведение подобного профиля. К тому времени оно уже выпустило немало морских офицеров, гидрографов и геодезистов.

Кто из ленинградцев не останавливался невольно возле огромного здания, расположенного на Неве между 11-й и 12-й линиями Васильевского острова? Построенное в 1796–1798 годах архитектором Ф. И. Волковым, оно обращает на себя внимание строгой монументальностью, свойственной русскому классицизму. Обращенный к Неве фасад украшен десятиколонным ионическим портиком. Слегка выступающие вперед боковые башни-павильоны завершаются плоскими куполами. В этом здании сейчас расположено Высшее военно-морское ордена Ленина и ордена Ушакова Краснознаменное училище имени М. В. Фрунзе.

Во времена отрочества и юности Крузенштерна и Лисянского обучение здесь длилось шесть лет: три года на кадетском курсе и еще три — на следующем, гардемаринском, куда кадетов переводили после сдачи специального экзамена. Изучались математика, навигация, мореходная астрономия, артиллерия, фортификация, корабельная архитектура, такелажное дело, морская тактика, английский и французский языки. Все это, казалось бы, обеспечивало будущим специалистам высокую теоретическую подготовку, а участие их в плаваниях во время летних кампаний способствовало развитию у них практических навыков. На большой модели парусного корабля кадеты обучались такелажному делу и управлению парусами.

Однако, по свидетельству современников, порядочно читались тогда лишь математика и немногие науки; на все остальное не обращалось внимания.

«Тогдашний корпус представлял свой особенный темный мирок, подходящий к старинным бурсам, — писал известный историк русского флота Ф. Ф. Веселаго. — Все было грубо, грязно и должно было страшно неприятно поражать нежную, эстетическую натуру». Один из выпускников корпуса вспоминал, что командиры рот, «казалось, хвастались друг перед другом, кто из них бесчеловечнее и безжалостнее сечет кадет».

Веселаго пишет, ссылаясь на Крузенштерна, что зимою по ночам кадеты затыкали подушками рамы окон, где были разбиты стекла, и отправлялись в ближайшие склады за дровами для печки. Прилежание же и благонравие воспитанников поддерживалось преимущественно розгами. Это педагогическое «лекарство» прописывалось иногда в ужасающих размерах…

Крузенштерн и Лисянский не раз впоследствии вспоминали о тяготах учения в корпусе, но ни тот, ни другой никогда не сетовали на судьбу, повелевшую им стать моряками. Между тем на эту стезю они попали, в сущности, волей случая.