Но я не вписался в эту любовь.
Так, бывает, мотоциклист не вписывается в крутой вираж. И вылетает на обочину.
* * *
На следующем по расписанию уроке наш 8 «А» должна была вгонять в сон Екатерина Платоновна, и шел я в химкабинет, когда Житько вдруг резко загородил мне дорогу.
– Купи новость, Шапкин!
Он, как всегда, работал челюстями. Они у этого жвачного неутомимые. И пахло от него на сей раз мятой.
Вот знаете, есть нормальные толстяки, – и большинство их, таких, которые стесняются того, что они толстые. А Вовик Житько – наоборот, как будто кичится своей распертостью. Он уже в первом классе, когда кто-нибудь начинал цепляться – эй ты, жирный! – посильнее выпячивал пузо и надувал щеки. И что интересно, даже у самых заядлых дразнил отчего-то пропадала охота его шпынять. И они сразу переключались на стеснительных и уж этих, ранимых, доводили до слез. А Житько – ему хоть бы хны…
– Ну, берешь?
Нагло уставился на меня своими блестящими пуговками, будто желая загипнотизировать и слопать. Такая вот манера вести разговор. Не очень-то приятно, по правде говоря, когда кто-нибудь впивается плотоядным взглядом тебе в глаза и при этом жует, жует… Не по себе как-то делается, хотя и знаешь, что жует-то он всего-навсего резинку.
– Нет, Жвачко. Денег жалко.
– Ладно, так и быть, уступлю бесплатно. Я тебе сейчас что скажу – ты вааще в отпаде будешь. Вчера в ДК – это вааще завал! Группа «Атлантик»! У меня билет на руках – и не могу с билетом ко входу протиснуться…
– С твоей массой нужно не протискиваться, на таран идти лучше, – сказал я, но что толку стрелять по носорогу из пробочного пистолета.
– Ну правда, чуваки – крутяк! Там вааще, они как вышли на сцену – это полный атас! Я на свое место хотел – бесполезняк, всю дорогу торчал в проходе, но оттуда все тоже нормально было видно…
– Поздравляю, Вовик! Ну, ладно, дай пройти.
– Не-е… Ты подожди… Угадай теперь, кто со мной рядом стоял.
Ну на это мне совершенно было начихать. По-хорошему, его бы надо отодвинуть в сторонку и топать дальше, но для этого требовался бульдозер, а его под рукой не оказалось, и потому я просто хотел Вовика скромненько обогнуть, но он не пустил, вцепился в рукав.
– Бабкина Валька там была, понял? Там, вааще, толпа как даванула, и ее ко мне прижали…
– Надо же, как тебе повезло… – произнес я вполне хладнокровно. – Ну ты хоть сводил ее в буфет?
Житько приоткрыл рот, выпер языком левую щеку и помотал головой:
– Не-а! В буфет она меня пригласила. Я ей за это обещал кое-что на ушко сказать, интересненькое. Они же знаешь, какие все любопытные. Только дай как следует наживку заглотить…
– Ты-то откуда знаешь?
Я был спокоен, как слон, честное слово.
– Да уж знаю…
Вовик подмигнул одним глазом и выпустил изо рта мутный пузырек. Любит повыделываться. Достает же фирменный бабл-гам, но где – поди выспроси. И никого сроду не угостит. Вот продать, поменяться – это может. Если хорошенько перед ним поунижаться. И что интересно, такие любители всегда находятся…
– Короче, купила она мне эклер и банановый напиток…
– Я счастлив за тебя, Житько.
Он ждал, когда же я наконец спрошу, за что все-таки Валя угощала его пирожным. Но я не спрашивал. И лицо у меня было, я чувствовал, как у индейца, то есть непроницаемое. Недаром упражнялся перед зеркалом последние недели.
– Ну, – не выдержал Вовик, – я намекнул ей, вааще, что есть в нашем классе один мальчик… неравнодушный к ее прелестям… Юра такой есть, Шапошников…
Чтоб ты подавился этой своей жвачкой!
– Тебя об этом кто-нибудь просил?
– А что такое? Ну подумаешь… Разве девчонка не имеет права знать о своем счастье? Что ей, хуже будет?
– К каким еще таким прелестям, ты, толстолобик! Чего ты суешь рыло не в свое дело!
Житько надул губы:
– Могу и не совать… Не хочешь – как хочешь. Я вааще думал, раз это тебя касается… Для тебя же старался, хотел как лучше. А раз ты так, могу и ничего не говорить, пожалуйста…
– Вот и заткнись!
Но он, конечно, уже меня подцепил на крючок. Я тоже заглотил наживку. И лучше бы мне было тихо-мирно дослушать его треп. Но выдержки не хватило. Снова дал волю характеру.
А он теперь, чего доброго, упрется, и слова из него не вытянешь, из болтуна этого, из этой балаболки… С ним такое бывает: прикинется обиженным и корчит из себя глухонемого. И хватает его когда на час, когда на полтора…
Но, видно, жгло ему язык, и он не утерпел:
– Кстати, не так уж высоко ты у нее котируешься…
И ухмыльнулся мне в лицо, нагло дохнув мятой. Вокруг большая перемена орала, топала, визжала, но весь этот шум и гам, сутолоку эту вдруг как-то отсекло от меня, и слышал я только один голос, ясно, будто в полной тишине:
– Не ты, вернее, а твой прикид…
Вовик сделал паузу и опять выпустил большой пузырь из жирных дурацких губ.
– Так и сказала, если хочешь знать. Говорит, вааще, мальчик сам по себе – ничего… Только жаль, прикид у него отечественный. Вааще, я так понял, если достанешь где японский куртец и джины импортные, твои шансы возрастут.
Наверное, он думал, что убил меня этими словами.
– Ну а добудешь варенки штатские, шузы саламандровые – считай, она твоя навеки… И я тебе хотел с этим делом помочь, но теперь еще посмотрю на твое поведение.
