Сергей Залыгин
Ирунчик
маленькая повесть
В отделении сосудистой хирургии проходила утренняя пятиминутка. Сосудистая хирургия в принципе, привилегированное отделение, таким оно и открылось лет шесть-семь назад, но привилегий не получилось, оно стало просто-напросто "второй хирургией", именно второй, отделением травматологии. Сюда "скорая" сваливала бомжей, обитателей свалки, случайных проезжих с близлежащего вокзала.
Зав. отделением доктор Хомин, высокий, еще не старый и хорошо сложенный мужчина, не обладал, однако, бойцовскими качествами: он не мог завернуть обратно коляску с больным, даже если все койки и в палатах и в коридоре были заняты. Мало того, он самолично (правда, вместе с сестрой -хозяйкой) ходил к главврачу и на склад больницы и выпрашивал, и требовал, и устраивал скандалы: почему нет наволочек и простыней? Почему бинтов нет? Лекарств нет? Почему ничего нет?
Пятиминутка заканчивалась, доктор Хомин, усталый ночь провел в операционной с двумя тяжелыми больными (один из них умер), на обходе не был и теперь судорожно зевал, хотя был до крайности возбужден. Он будто бы куда-то ужасно торопился, а в то же время никак не мог пятиминутку закончить и зло спрашивал:
Голубятникова как?
Хомин прекрасно знал, что фамилия больной Голубева, но почему-то назвал ее Голубятниковой.
Доктор Несмеянова отвечала, что у больной Голубевой побледнела левая нога: гангрена.
Очень может быть, никакой неожиданности очень может быть... А Сивков?
У Сивкова черное пятно на правом бедре. Наверное, гематома. Хотя могут быть и запущенные пролежни. Не исключено.
Хорошего мало. Мало хорошего! комментировал Хомин, как бы заканчивая пятиминутку, но тут ни с того ни с сего высунулась, всегда очень сдержанная, очень деловая, старшая сестра Колосова (по имени Ирунчик) и, всхлипывая, проговорила:
Невозможно работать. Невозможно работать без бинтов. Без наволочек, без простыней!
В отделении была молчаливая договоренность: ничего от доктора Хомина не требовать, беречь доктора Хомина, но тут Ирунчик, сорвавшись, заревела в голос. С ней такого еще не бывало.
Собственно, отделение держалось на плечах троих: доктора Хомина, доктора Несмеяновой и еще Ирунчика, все остальные врачи и сестры приходили, хватались за голову: "Ад!" и уходили. Куда-нибудь. Все равно куда.
При том, что в городе была жуткая безработица и редко где выплачивали зарплату...
Доктор Хомин сорвался, сестра Колосова сорвалась, все притихли, боясь общего срыва. Исправить положение могла только доктор Несмеянова. Очень нервная, она умела успокаивать других и к тому же была влюблена в Хомина. Не без взаимности...
Красивая, с продолговатым, изможденным лицом, она встала и, улыбаясь, сказала:
Хоть убейте, не понимаю, что происходит. Что у нас произошло? Ничего не произошло: простыней как не было, так и нет. И с бинтами та же история. И с лекарствами. И со всем на свете. Оттого, что мы заревем в голос, ничего не изменится. Ты, Ирунчик, это лучше всех знаешь и вдруг?!
Доктор Несмеянова была серьезным врачом и очень скромным человеком. У нее в роду был академик Несмеянов, на весь мир знаменитый химик, президент Академии наук СССР, так она ужасно стеснялась этого родства, скрывала его и смущалась, если кто-то, знакомясь с нею, спрашивал: "А вот Несмеянов Александр Николаевич, он как? Не родственник ли вам?"
Что же касалось ее отношений с Хоминым, тут не было ничего удивительного: Хомина любили все, потому и позволяли ему время от времени срываться, а сорвавшись, говорить глупости.
Доктор Хомин был человеком высоким и сутулым, с седыми космами и неухоженной бородкой, с выступающими из впалых щек скулами, но вся эта ничем не примечательная внешность почему-то говорила: Хомин доктор. И еще раз доктор.
Так или иначе, Несмеяновой удалось успокоить коллег, доктора Хомина прежде всего. Правда, он еще сказал:
И что это больная Голубятникова от нас требует? Без конца требует? Или хочет перевестись в правительственную больницу?
Она просит переменить ей бинты. А бинтов нет, еще раз всхлипну ла Колосова-Ирунчик, но всхлипнула как бы в заключение, сняла вопрос.
Доктор Хомин зевнул раз, другой, третий и сказал:
Ладно. Расходитесь. Может, куда-нибудь пойдете, где молодым бабам хорошо платят?
Никуда мы не пойдем, молодые и не очень, сказала Несмеянова. Никуда! Потому что мы все вас очень любим.
Врачи и сестры ушли, Хомин положил голову на стол и захрапел.
Только Хомин уснул случилось ЧП: украли две совершенно новых простыни. Из тех, что Хомин на днях лично вытребовал на складе. Виновной оказалась сестричка Молина молоденькая, неопытная, она на свой рабочий столик в коридоре положила эти простыни, а тут кто-то срочно вызвал ее в палату. Вернулась минут через пятнадцать простыней на столике нет, пусто.
Она, конечно, плакать. А что толку? Ничего из ряда вон выходящего, в больнице воровали все кусочки вонючего хозяйственного мыла из умывальника, чашки, ложки, тарелки. Выписываясь, больной норовил унести наволочку или полотенце. Воры по сути своей, они уже давно не считались ворами, а были как все и все одинаково отвечали на упреки: "А что такого? Начальники не воруют, что ли? Миллиардами! А тут подумаешь наволочка! Почему им там можно, а нам здесь нельзя?"
