Двоечник Потапов заменил химозе стул.
Ну, казалось бы, заменил и заменил. Какая мелочь, с точки зрения космогонии, этот ваш химозин стул: четыре ножки, обшарпанная фанерина сиденья да заусенистые шурупы. А вот, поди ж ты...
Надобно сказать, что все девять лет пребывания в школе альтруизма за двоечником Потаповым не замечали. Так что одноклассники, завидя его со стулом в руке, принялись ухмыляться или даже сдержанно похрюкивать. Ожидалась какая-то хулиганская затея, а если повезет, то и срыв урока, ибо химоза Марь Иванна Лютикова нравом обладала ядовитым, а темпераменту ее позавидовал бы мавр Отелло.
Не будем томить почтенного читателя неизвестностью: упомянутый стул действительно имел, как и прочие его собратья, побитое жизнью фанерное сиденье и сколько-то шурупов с положенными заусенцами, но вот ножек... ножек было всего лишь три.
"Так это же прекрасно!" - воскликнет любознательная личность, не понаслышке знакомая с физикой. - "Трехногая конструкция, как известно, отличается изрядной устойчивостью."
Увы, в нашем случае об устойчивости можно было лишь мечтать. Ибо стул, заботливо придвинутый к учительскому столу, при рождении был самым обычным, четырехногим, и лишь впоследствии, стараниями гиперактивной молодежи охромел и удерживался в стоячем положении лишь благодаря вертикальному вектору гравитации.
Звонок ворвался в класс торжественным набатом. Тридцать полуобразованных оболтусов замерли в предвкушении.
Отчего не почувствовала Марь Иванна подвоха, завидев стройные ряды вытянувшихся во фрунт девятиклассников, кои в иное время разве что на головах друг у друга не сидели перед началом урока, а уж жеваная бумага и ластики порхали над партами целыми стаями? Отчего не ёкнуло сердце у заслуженной дамы, стремительно процокавшей узкими каблуками вдоль доски с твердым намерением распахнуть классный журнал и прицельно ткнуть золотым пером в фамилию Потапов?
Нет. Не ёкнуло.
В мертвой тишине, какая не снилась и представлению заслуженного трагика, Марь Иванна прошествовала к столу и энергично плюхнулась на многострадальный стул.
Грох!
Два красных каблука укоризненно воззрились на покрытый трещинами потолок. Худые ноги застыли над столом слабо шевелящейся композицией в виде буквы "V", а на левом чулке немедленно обнаружилась вульгарная затяжка.
Кое-как собрав немолодые кости, мадам Лютикова в несколько минут совершила биологическую эволюцию от человекообразного... гм, примата, передвигающегося на четырех конечностях, до человека прямоходящего. При этом она задумчиво ощупывала бока, словно проверяя, не отвалилось ли чего по дороге.
Забегая вперед, порадуем вдумчивого читателя: волновалась она не зря, ибо в тот самый момент, когда консервативная "хала" химозы пришла в соприкосновение со спинкой стула, а та, в свою очередь, с твердой поверхностью пола, нечто маленькое сверкнуло возле ее уха и отлетело в угол.
Падая, маленькое коротко дзенькнуло, но за общим грохотом никто этого не услышал.
Секунда замешательства канула в вечность, и вот уже вернулась пронзительная осмысленность во взгляд Марь Иванны, и пламенный взор ее метнулся поверх склоненных голов.
– Безобразие! Хулиганство! В милицию! К директору! - изрыгала она во всю мощь преподавательского голоса, и была несомненно права, ибо иначе, чем хулиганство, коварный поступок двоечника Потапова квалифицировать было никак не возможно.
Тридцать великовозрастных лоботрясов припали восторженно-испуганными взглядами к партам. Спектакль был потрясающ, однако и плата за него ожидалась немалая, и кое-кому уже малодушно хотелось бы не участвовать в кульминации.
Искренне и громогласно высказав эфиру свое мнение о выпавших на ее нелегкую долю испытаниях, Марь Иванна припечатала класс еще более возмущенным "К директору!", после чего стремительно вынеслась в коридор. Походка ее легкости не утеряла, что успокоило особо нервных девятиклассниц и слегка разочаровало виновника инцидента, в чьем характере умелый психоаналитик легко распознал бы садистские наклонности.
Впоследствии по школе полз невероятный слушок: в тот самый момент, когда заслуженные конечности совершили акробатический трюк и задрались к потолку, две отличницы с первой парты с изумлением увидели юркий зеленый хвост, выглянувший из-под строгой учительской юбки. Был он тонок, в махровых желтых нашлепках, неправдоподобно гибок и даже будто бы умен: вывалившись на затоптанный линолеум, поспешил укрыться в складках юбки.
Над слухом потешались, но, вопреки всякой логике, он не стихал.
Некоторые говорили также, что хвостов было целых два, а то и три, но эти домыслы отметались, как вовсе неправдоподобные. Хотя, если подумать, в чем концептуальное отличие между одним зеленым хвостом в мохнатых нашлепках и тремя такими же хвостами? Не более, чем между "двойкой" за контрольную по химии и "двойкой" в четверти - одно сплошное количество, неспособное перейти в качество.
Между тем двоечник Потапов поспешил уничтожить следы преступления. Резво снявшись с насиженной галерки, подхватил он злополучный трехногий стул, лишившийся теперь еще и пары шурупов, но призадумался. Ибо в тот самый миг, когда рука его уже сжимала фанерную спинку, из пыльного угла метнулся острый отблеск.
