Роман Артемьев
Иногда так хочется застрелиться…
Иногда очень хочется застрелиться.
Глупая формальность не позволяла устроиться на работу. Сейчас многие фирмы, работающие по западным образцам, требуют от своих сотрудников приносить какие-то медицинские справки, полисы. Какой-то смысл в этом был, все-таки работа с медицинскими препаратами, разносчик заразы не нужен. Вот только я не провизор, а самый обычный менеджер.
За справкой я поперся к старому другу нашей семьи, академику Форскому. Идти по такому поводу к светилу мирового уровня даже стыдно, но бабушка сунула пакетик с какими-то книжками, мать попросила забрать материалы по работе, отец позвонил и попросил проверить меня "по полной программе". Не понимаю, зачем, я даже насморком не болел никогда. Стукнула в голову родителю прочитанная в журнале заметка. Пришлось пройти кучу обследований, компьютерное на томографе, рентген, взяли кровь и соскобы со слизистой. Игорь Дмитриевич ради интереса взял образцы тканей для генетического анализа, поклялся, что лично проверит, действительно ли мой папа — это мой папа. Конечно, никаких болезней не нашли, справку я получил и без проблем устроился на новую должность. В самом деле, пора завязывать с метаниями, двадцать шестой год уже.
Форский вызвал меня через неделю. Позвонил, спросил, как дела, попросил приехать как можно скорее. Дескать, хочет передать посылочку бабушке, жене своего покойного друга, а продукт скоропортящийся.
Заехал я к нему после работы. Старик жил одиноко, семьи у него не было, так что в каком-то смысле я был ему внуком, да он сам меня так иногда называл. Все мое детство прошло у него на глазах. Знакомая квартира, выделенная при Хрущеве в элитном доме, высокие потолки, огромная библиотека с кучей книг, завораживавшая меня в детстве. Фотографии деда и Фаворского, стоящие на полочке. Я чувствовал себя буквально как дома, тем более, что родители часто мотались по командировкам, а дед часто бывал в гостях у старого друга, жили тогда мы неподалеку.
Игорь Дмитриевич провел меня в столовую, угостил чаем, выслушал новости о жизни родителей. Затем постепенно разговор перешел на недавнее обследование. Правда, мне показалось, в этот раз вопросы о самочувствии были очень профессиональные, взгляд у старикана был какой-то очень пристальный. Он очень внимательно меня рассматривал, чувствовалось, что очень хотел что-то спросить, но не решался.
- Дядя Игорь, что не так? — наконец я не выдержал.
Старый академик вздохнул.
- Сам не знаю, Володя. По всем показателям ты абсолютно здоров, хоть в космос посылай. Однако интуиция кричит и бьет тревогу.
- Может, показалось?
- Показалось? — Форский тускло усмехнулся. — Дай-то Бог. Есть ведь какая-то странность в строении клеток, хотя никакого вреда от этой странности я не заметил. Скорее наоборот. Лучшим вариантом было бы немного полежать у меня в стационаре, так ведь твоя бабушка с ума сойдет. Знаешь, давай мы так поступим. После работы, вечером, будешь приезжать ко мне в институт. Охране скажем, помогаешь разбирать старые архивы, я давно хотел мемуары написать. Мне ведь недолго осталось, года два.
Форскому отказать я не мог. Честно скажу, его слова насчет интуиции меня не убедили, несмотря на колоссальный авторитет академика. Вероятно, дело в том, что для меня Игорь Дмитриевич был не маститым ученым с длиннющим ворохом чинов и званий, а "дядей Игорем", в детстве качавшем испачканного сгущенкой мальчугана на коленке. Но по той же самой причине я не имел права не выполнить его прихоть. Да и слова насчет двух лет смутили, прежде Форский не заговаривал о смерти. Сейчас же сказал совершенно спокойно, словно четко знал свой срок и приготовился к встрече с курносой.
Так и повелось. После работы ехал не домой, а в институт, где академик лично цеплял на меня какие-то электроды, клал зачем-то в барокамеру, обследовал на совершенно непонятных приборах. Какое-то экспериментальное оборудование, по его словам. Судя по всему, ушлый дедуган решил заодно проверить какие-то свои разработки и получить Нобелевку (все остальные премии у него уже были). Продолжалось так около месяца и, как тогда казалось, терзать мое бренное тело академик будет еще долго. Свободного времени много, преподавать он перестал лет шесть назад, в исследования руководство института не лезло, любую аппаратуру предоставляло по первому слову. Лишь бы знаменитый старик в политику не лез, его слово и сейчас значило многое.
Закончилось все совершенно неожиданно. Придя очередным вечером в хорошо знакомое здание, я нашел Форского сидящим за своим столом в окружении разложенных снимков, распечаток, бумажек с непонятными значками. При моем появлении академик все это сдвинул в сторону и уставился на меня с каким-то новым выражением на лице. Некая смесь досады, любопытства и чисто детского удивления, с каким смотрят на нечто совершенно невероятное. Впрочем, почти сразу он пришел в себя и знакомым резким жестом указал на стул:
- Садись!
Посидев немного в тишине и видя, что первым разговор Форский начинать не собирается, я откашлялся и спросил:
- Ну так что, будете сегодня меня пытать или как?
