Вставать отчаянно не хотелось. Но из кухни уже доносилась мажорная музыка какой-то радиостанции и грохот железок, что означало, что дед начал готовить завтрак. Болела голова, и во рту стоял горьковатый привкус. Вчера вечером выкурили не меньше пачки сигарет, да еще кто-то принес пиво.
Как всегда, первое, что требовалось сделать, – это избавиться от следов вчерашнего. Витас выскочил в одних трусах на балкон и снял одежду, которую вчера вечером предусмотрительно вывесил, чтобы она выветрилась от запаха табака. Следующим пунктом утренней программы было проскочить мимо бдительного деда в ванную, чтобы в душе помыть голову и избавить волосы от предательского запаха.
«Сегодняшний день складывается удачно!»
Стоя под струями воды в душе, он мысленно порадовался, что удалось не повстречаться с дедом до завтрака.
Витас по-своему любил деда и не хотел его расстраивать. В конце концов, у того ничего не осталось от мечты комсомольцев послевоенных лет, кроме разочарования да нищенской пенсии. В последнее время дед почему-то стал все чаще и чаще вспоминать дни своей молодости. Однажды он показал ему единственную сохранившуюся фотографию тех лет, где он, комсомолец с 1947 года, стоял, подбоченившись, с автоматом «ППШ» с круглым диском, висящим на плече книзу дулом. Она была сделана в то время, когда он, по его словам, гонялся за националистами, которые называли себя лесными братьями, в уезде с труднопроизносимым названием на своей родине в Литве. Он был мужественным человеком, потому что тогда только за членство в комсомоле можно было ночью получить пулю через окно.
– Давай быстрее! Опоздаешь в гимназию! – раздался голос деда за дверью.
Первым уроком была физкультура, и вчера они дружно решили ее проигнорировать, чтобы отойти от пива и сигарет, поэтому спешить было некуда. Гимназия была престижная, и дирекция на многие вещи смотрела либерально, пока родители вовремя приносили деньги. Но он не хотел расстраивать деда, поэтому предстояло уйти из дома как обычно и пойти в интернет-клуб или просто шататься по улицам, чтобы убить время.
На завтрак, как обычно, была яичница. Дед просто не умел готовить ничего другого. Прямой и сухощавый, он стоял возле плиты и перекладывал еду на тарелки. После того как однажды ночью за год до смерти Сталина забрали его жену, бабушку Витаса, дед так и не женился. Он долго не мог поверить, что она умерла от болезни в лагере всего за два месяца до того, как Хрущев начал выпускать заключенных из тюрем.
С помощью няньки он вырастил сына, отца Витаса, и дал ему старт в жизни. К тому времени дед уже переехал в Москву и после учебы в партшколе стал подниматься по карьерной лестнице сначала в партийных органах, а затем в ЦК профсоюзов. Как он сам говорил, там, в профсоюзах, он окончательно потерял веру в утопию, которую проповедовал другим.
– Когда ты вчера вернулся? – строгим голосом спросил дед.
Утренний завтрак с поглощением ненавистной яичницы предполагал беседу, потому что другого времени, когда бы они могли встречаться, не было. Витас старался как можно меньше времени проводить дома.
– В пол-одиннадцатого.
– Врешь! В половине одиннадцатого я еще не спал.
С возрастом дед почему-то стал говорить по-русски с отрывистым литовским акцентом.
– Я звонил тебе на мобильный. Почему ты не отвечал?
Витас представил себе, что было бы с дедом, если бы он знал правду о том, почему он не отвечал. Чтобы как-то сбить его с темы, он спросил:
– Папа не звонил?
– Не только звонил, но и приходил. Деньги принес.
– А что говорил?
– Да ничего. Отдал деньги и ушел. Сибиряк приехал.
Отец пошел по стопам отца и стал делать карьеру сначала в комсомоле, потом в партии. Многого он не добился. Дед считал его слабохарактерным. А с развалом коммунистической партии и Советского Союза он и вовсе остался безработным. Спасли старые связи, и каким-то образом он устроился помощником депутата Госдумы. Тот был промышленным воротилой из Сибири, и проблем с переизбранием у него не возникало. Зарплата помощника была крохотной, но выручала так называемая подкормка, которую депутат привозил с собой из Сибири. Но в Москву он приезжал нечасто, поэтому «подкормка» была нерегулярной, хотя именно благодаря ей и за счет своей громкой должности отец смог устроить и держать Витаса в престижной и дорогой частной гимназии. Эта нерегулярность отравляла жизнь, так как не было гарантий в том, что в один прекрасный день не хватит денег, чтобы оплатить учебу. Новость о приезде сибирского депутата означала, что хотя бы на какое-то время оттягивалась неприятная перспектива.
– Тебе пора! – возвестил дед, и пришлось покончить с сидением на кухне.
Уходить так рано из гулкой квартиры с высокими потолками не хотелось, хотя он ее и не любил. Эту квартиру в сталинском доме в центре Москвы дед получил, когда еще работал в руководстве профсоюзов. Обставленная угловатой мебелью тех далеких годов, квартира производила впечатление декораций к спектаклю на историческую тему, а не жилья XXI века.
Чтобы не расстраивать деда, он нехотя поднялся и пошел к вешалке в прихожей. Одежда тоже была проблемой. У родителей гимназистов не было комплексов, и их дети были одеты вызывающе дорого. А у некоторых мобильники стоили тысячи долларов. Приходилось одеваться просто и небрежно, как бы подчеркивая свое презрение ко всем окружающим. К счастью, в этом он нашел поддержку у своей команды, и в компании четырех друзей он уже не выглядел чучелом в гимназии.
