— Вы переморите голодом последних интеллигентов, отвергающих мздоимство и воровство. Средний класс ваш составят неудачники от большого бизнеса, не способные талантливо и по крупному обогатиться, морально изможденные, завистливые, беспринципные и некультурные людишки, — бушевал владелец процветающего рекламного агентства, мой университетский сокурсник.
— Вот и займись частной благотворительностью. Осточертело слышать отовсюду: «Вы такие, вы сякие…» На себя посмотрите, радетели. Купил бы «Оку» вместо «мерса» да на разницу в ценах взял бы на содержание какую-нибудь библиотеку, — огрызался государственный чиновник, мой одноклассник, по-весеннему двинувшийся в рост после того, как решительно обрубил побеги сентиментальности, мешавшие формированию кроны его чиновного имиджа.
— Слушай, с меня такие налоги лупят, что я вправе спросить, куда утекают мои денежки. Увольте от необходимости оплачивать еще и ваше комфортное существование, и я с удовольствием помогу библиотеке.
— Знаем мы, с какой части доходов вы налоги платите, а какую скрываете…
Оба они порознь явились ко мне около часа назад справиться о нашем с сынишкой житье-бытье и оставить гору деликатесов под тем предлогом, что рассчитывают на ужин. Им вечно кажется, что мы с малышом голодаем, хотя самый паршивый период моей неприкаянности уже миновал. Тьфу, тьфу, тьфу, конечно. Дружим мы давно и по-настоящему, но все равно трогает меня их забота и готовность помочь. Я водрузила на стол консервы из холодильника, бутылку водки из бара, жаркое из духовки, сымпровизировала пару легких салатов и стала ждать, кого из них раньше отзовет домой долг семьянина. Оставшийся окажется в ссоре с женой, и его придется поуговаривать уступить ухабистую тропу семейной войны более молодым, резвым и глупым мужьям. Но они так разгорячились, что вот уже пятнадцать минут за содержательным трепом не замечали моего отсутствия в комнате. С таким же успехом они могли бы пообщаться и в кабаке. Тем более, что кончат взаимными деловыми предложениями, просьбами и обещаниями. Я вошла и раздала им плащи. Они разом облачились в них, поцеловали мне одновременно обе руки и отбыли, продолжая спор на лестничной площадке.
Я махнула остатки спиртного из своей рюмки, закурила и заплакала. Могли бы уделить мне, хозяйке, хоть немного внимания. Когда мой мальчик засыпает, все дела переделаны и начинает мутить от подглядывания за чужой жизнью сквозь замочную скважину телеэкрана, становится одиноко и тоскливо. Чувствуешь, что самое время развлечься, и помнишь, что негде и не с кем. Так что гости в печальные поздние часы вечера кстати. Но сегодня ребята слишком рьяно занимались собой. Ну и пусть катятся. Я долго реветь не намерена. Вот досмолю сигарету… Я, между прочим, уже неделю влюблена в полковника Измайлова, который обитает этажом ниже. В прошлую пятницу Виктор Николаевич меня спас. И грош мне цена как женщине, если бы я не влюбилась в бескорыстного, симпатичного и холостого спасителя.
Я возвращалась домой из консерватории, наслушавшись органной музыки, и, смею надеяться, лицо имела одухотворенное. Спускающийся же по лестнице мне навстречу мужчина имел прямо-таки рожу — тупую и пьяную. Видимо, он был из тех, кто верит в единство противоположностей. Иначе зачем ему было неожиданно хватать меня за руку и задавать ревнивый вопрос: «Чему это ты радуешься?» Благостные впечатления переполняли меня, но не делиться же ими с хамом. Я попыталась вырваться, однако он был силен. Впрочем, я тоже не слаба… голосовыми связками. Чем больнее он делал моему запястью, тем громче я требовала свободы. Тут распахнулась дверь, и возник сосед, которого наши со-подъездники именуют просто: «Мент». Одет он был скудно: босой, без рубашки и майки, в потертых джинсах. Густые черные волосы с этакой артистически-благородной проседью были мокры и явно причесаны пятерней. Наверное, он вылез из-под душа, заслышав мои яростные стенания.
— Проблемы, соседка? — спросил он меня, не удостоив взглядом хулигана.
— Не пускает, сволочь, — пожаловалась я.
— Запрись с той стороны, пока не убил, — довольно спокойно велел Измайлову обиженный игнорированием собственной персоны амбал. — Я со своей бабой разбираюсь.
— Я его впервые вижу, — возмутилась я.
— Да уж, не пара он тебе, — согласился Измайлов.
Я почему-то подумала, что сейчас он эффектно представится стражем порядка, потребует у мучителя документы, арестует его, что ли, заставит писать меня какое-нибудь заявление… В общем, не избежать мне тягомотных деталей случайного и невольного соприкосновения с законом. Сосед молча шагнул к нам. Мужик сразу перестал терзать меня и, похоже, вознамерился заняться Измайловым. Не успел, бедняга. Измайлов был гораздо ниже его ростом, но ударил всего раз. И здоровый детинушка рухнул на пол, как в кино. Пожалуй, только грохота и хруста было побольше. И смотреть на неуклюже распростершуюся у ног тушу оказалось противнее.
— Тебя проводить? — спросил сосед.
— Нет, что вы, — опасливо отказалась я. — Спасибо вам огромное.
Мне не нравится, когда со мной на «ты» чужие люди разговаривают. Но разница в возрасте лет в двадцать, наверное, позволяла Измайлову так ко мне обращаться. И еще ему шла некоторая фамильярность как защитнику угнетенных обстоятельствами — вроде меня.
