Рыжая Льесса натужно кряхтя тащила непомерно большую тушку гуся. Усекновенная птица успела нагулять за урожайное лето вес, но несмотря на это, вовсе не была неповоротлива, и обернувшейся лисой девочке пришлось почти сутки провести окрест гусиного озера, прежде чем наконец ей улыбнулась удача. Конечно, строгая мама станет ругаться, когда Льесса вернется домой. Но она покажет родительнице добычу, гордо похвастается обретенным обликом. Мама обрадуется, погладит по рыжим непослушным волосам, и вечером в деревне меняющих облик будет праздник в ее честь. Льессе всего одиннадцать лет, а она уже обрела второй облик. Это очень важно. Мать Медведица говорит, что обретение следующего облика – это как собирать собственную душу по кусочкам, – чем больше кусков, тем полнее мозаика и целее душа. У самой Матери Медведицы, которая старше всех в селе и к тому же шаманка, целых пять обликов. Она может оборачиваться куницей, волчицей, совой, рысью и, конечно, медведицей. У нее самое большое количество обликов во всей деревне. Никто даже близко не подошел к ее числу, а значит, и душа у нее самая совершенная из всех. Но от старого Бобрика, что жил бобылем на краю села и имел только два облика (бобра и сокола), Льесса слышала, будто в давние времена жили меняющие облик, насчитывающие больше семи ипостасей. Но такого совершенства из их клана не достиг пока никто.
Льесса, стараясь и пыхтя, словно еж, продиралась сквозь кусты. Добыча цеплялась за торчащие тут и там ветки, оставляя на колючках клочки пуха, когда переменившийся ветер донес до нее страшный запах. Лисичка вздрогнула. Выпустила из пасти гуся, уселась на землю и сторожко принюхалась. Туша плюхнулась в траву, спугнув кузнечиков, но Льесса не обратила на них никакого внимания, хотя раньше никогда не упустила бы возможности погоняться за прыгучими насекомыми.
Пугающий запах плыл со стороны оставленного вчера села, щекотал чуткие ноздри, готовые разразиться чиханьем. Лисичка пыталась сообразить, что это за запах и почему он заставил насторожиться до испуганного замирания маленького сердечка. В новом облике все казалось удивительно необычным, но дело, наверное, было не в этом, а в том, что одной из составляющих запаха точно являлась гарь. Словно горело что-то сильно и на жарком огне. Но не так, как бывает, когда все жители села собирались возле огромного костра, смеялись, пели песни, жарили мясо, а кто посмелее, ловко прыгали через огонь под аплодисменты. Такой огонь не внушал ни страха, ни ужаса, только веселье. Здесь же веяло такой жутью, что хотелось бежать со всех лап, бросив тушу гуся на произвол судьбы. Но Льесса была не только зверем, но еще и девочкой, и прекрасно знала, что облик может взять верх, например советуя не подходить к человеческому жилью слишком близко. Но это обман. Один из многих. Поддашься раз, поддашься два, и облик заманит, закружит голову и не найдешь дороги домой, останешься зверем лесным или птицей.
Она нервно облизнула ставший вдруг сухим нос и поднялась было на лапы, когда с неба упал сокол. Лисичка испуганно подпрыгнула на месте. Сокол с усилием поднял веки на замутненных близкой смертью глазах и прохрипел:
– Беги!
И она побежала. Она бежала, пока ее лапы не устали, пока сердце не стало колотиться в горле, пока легкие не заболели от напряжения, затем упала и ползла. А когда сознание уже грозило покинуть маленькое измученное тело, забилась в самую глубину разросшихся кустов боярышника и только тогда скользнула в благословенное беспамятство.
Магистр боевой магии Вешил въехал в город Большие Запруды ранним весенним утром. Утренняя зорька была еще по-весеннему холодной, но в воздухе все ощутимей пахло набухающими почками, свежестью первой травы, робко пробивающейся сквозь черную землю. Ростки упорно тянулись к солнцу, еще не такому жаркому, как бывает летом, но уже дарящему жизнь. Уставший за время долгого пути конь настойчиво тянул к ближайшей харчевне. Вешил вовсе не собирался мешать благородному животному (чье благородство было труднодоказуемо, так как родословной гнедой не имел и вообще был приобретен по случаю), его думы тоже склонялись к короткому отдыху, чистой по возможности постели и обязательно сытной кормежке как для себя, так и для коняги.
Большие Запруды назывались так из-за трех больших запруд, где откармливалась, вылавливалась, а затем солилась, вялилась, коптилась рыба. Стойкий запах рыбы (свежей и не очень), чешуи, внутренностей и прочих продуктов рыбного производства, казалось, напрочь пропитал все: дома, жителей, собак, кошек, мышей, землю, пролетающих мимо птиц, лошадей и сам воздух. По берегам запруд стояли лодки, сушились сети, бегали, шлепая босыми ногами по холодной воде, дети. Каждая семья гордилась своим особенным посолом, и рыбой из Больших Запруд не брезговали знатные семейства Рансильвании. И даже король не гнушался употребить парочку копченых лещей или хорошо провяленную тарань под кружечку холодного, настоянного на особых травах пива. Хотя Вешил и сам весьма охотно закусывал пенный напиток вкусной рыбкой, но запах такой концентрации способен выбить из седла и менее привередливого человека.
