«…Я – боюсь. Боюсь, что в скором времени буду убит. Те подонки, на которых я охочусь, опасны. Очень опасны и жестоки. Им доставит удовольствие не просто меня пристрелить, а заставить мучиться перед смертью. Я боюсь страданий, но еще больше боюсь смерти, небытия.
Я не хочу, чтобы в небытие ушло то, что я знаю. Совсем недавно я задумался над тем, как сохранить свои мысли и знания. По роду службы я не могу вести никаких записей – если их обнаружат враги, это будет стоить жизни не только мне, но и всем людям, прямо или косвенно связанным со мной.
Тогда я купил диктофон, шесть японских кассет и начал вслух диктовать. Так проще. Язык у меня, признаюсь без лишней скромности, неплохо подвешен. Говорю я лучше и убедительнее, чем пишу. В юности я однажды попытался записать на бумаге пару случаев из моей практики – получилось бледно и слабо. С тех пор беру в руки ручку только, когда пишу отчеты о проведенной операции или докладные на имя начальства.
Сейчас я нахожусь в Тюмени. Сижу в гостиничном номере и наблюдаю за тараканом, который неуверенно выглядывает из-за плинтуса, активно вращая усами. Этот усатый приятель ждет – не дождется ночного времени, когда сможет с полным основанием прогуляться по комнате, демонстрируя этим, кто в гостинице настоящий хозяин.
Хорошо все-таки, что я не страдаю арахнофобией. Помню, в восемьдесят первом году, в Кандагаре, где выполнял «интернациональный долг», попал вместе с другом, Мишкой Дякиным, в плен к душманам. Те не придумали ничего лучше, как бросить нас, связанных, в яму, полную ядовитых мохнатых пауков.
Мишка скоро сошел с ума от такого соседства. Пауки закусали его до смерти. А я пролежал, не шевелясь, целую ночь, хотя не раз, когда мохнатая гадость ползла у меня по лицу или под гимнастеркой по животу, хотелось просто выть от жуткой щекотки.
Ничего, не взвыл! А наутро меня вытащили из ямы и передали в руки других, более влиятельных моджахедов. Те переправили меня в Пакистан, где полтора года держали в вонючей тюрьме. И только в начале восемьдесят третьего меня обменяли на американского шпиона…
…Я остановился в этой второсортной гостинице именно для того, чтобы не привлечь внимания. Все, кто останавливается в номерах «люкс» первоклассных гостиниц, сразу же берутся под наблюдение не только правоохранительными органами, но и уголовниками. Криминальные группировки имеют своих осведомителей везде, в том числе, и в гостиницах.
На скромного приезжего, избравшего для жительства второразрядный номер, в котором лишь черно-белый телевизор, да и тот не работает, вряд ли сразу обратят внимание. Именно это мне и нужно – несколько «чистых» дней, когда буду уверен, что ни у кого не нахожусь «под колпаком».
Этих дней мне должно хватить для того, чтобы взять инициативу в свои руки. В игре, к которой меня подключили, победить может только тот, кто владеет инициативой.
Приехав в Тюмень, я в первом же киоске скупил все последние номера местных газет. Порой то, что пишут в газетах, помогает лучше сориентироваться в ситуации на местах. Главное – уметь выбрать нужную информацию, в то же время отсекая все второстепенное и ненужное.
Взяв в руки этот пухлый ворох газет, я удобно расположился в кресле. Удобство заключалось в том, что я видел входную дверь номера, а за мной не могли наблюдать через окно – кресло стояло в углу, за телевизором. Антипатия к окнам живет во мне с тех пор, когда в Душанбе, куда меня отправили пять лет назад, на моих глазах застрелили коллегу по работе. Этот оперуполномоченный неосторожно подошел к окну, чтобы задернуть занавеску. Что-то на улице привлекло его внимание и он задержался у окна на целых три секунды. В эти секунды в него и влепили автоматную очередь. Стреляли разрывными пулями – оперуполномоченному разнесло голову, а потолок комнаты, в которой мы с ним находились, забрызгало кровью…
Итак, что пишут в местных газетах? Сразу видно, что здешние представители «четвертой власти» пытаются верстать газеты по американскому образцу – первую полосу занимает какой-нибудь сенсационный материал с огромными фотографиями и сопроводительным текстом, который, по мысли авторов, должен «брать за душу» читателя.
Беда только в том, что все эти сенсации гроша ломанного не стоят, можно сказать, высосаны из пальца. В Америке, конечно, тоже сенсации часто придумывают из пустяка. Но там колоссальная информационная система заставляет волноваться над этими пустяками население всей страны. У нас, в России, такая система еще никем не сконструирована.
От Америки у меня осталось плохое воспоминание. В июле восемьдесят восьмого я приезжал в Нью-Йорк на одни сутки, чтобы «подстраховать» нашего агента. В городе царила удушающая жара. Никакие кондиционеры в гостиничном номере не спасали от нее. Мне, северянину по рождению, было особенно тяжело переносить такое.
Складывалось ощущение, будто меня живьем затолкали в доменную печь. А я еще должен был расхаживать в сквере – условленном месте контакта – в деловом костюме, двубортном черном пиджаке, и обязательно при галстуке. Еще, как назло, солнцезащитные очки оставил в гостиничном номере. Не думал, что придется так долго ждать агента! Пока он явился, с меня сошло семь потов. Едва не ослеп от этого убийственного солнца.
