31 октября 1944 года, северная оконечность Норвегии, населенный пункт Хельстанген на берегу Варангер-фьорд.
Подводная лодка без каких-либо опознавательных знаков пришвартовалась в самой глубине бухты у небольшого деревянного причала. Мощный прожектор с ее хищно зализанной ходовой рубки освещал небольшую часть верхней палубы и дощатый настил, явно построенный впопыхах. Но даже его яркого света не хватало, чтобы рассеять сгущающийся на глазах сумрак полярной ночи. Поэтому фигуры людей, снующих взад-вперед по неровным доскам от берега к распахнутому люку лодки и обратно, больше напоминали бесплотные серые тени. А может, виной тому были серо-белые полосатые робы заключенных одного из безымянных, но пронумерованных концлагерей, в изобилии разбросанных по оккупированным Великим Рейхом территориям.
Узники, а их было человек двадцать, под бдительным присмотром дюжины охранников, вооруженных автоматами, торопливо перетаскивали ящики из большого штабеля на берегу к люку подводной лодки, а затем с помощью матросов опускали их на веревках внутрь. Некоторые ящики, чаще всего отмеченные в левом верхнем углу желтым кругом, были так тяжелы, что даже четверо заключенных с трудом тащили их по необструганным доскам причала. Это раздражало охранников, и на измученных людей сыпались брань и болезненные удары прикладами.
Один из таких ящиков оказался чуть шире остальных и никак не проходил в лодочный люк. Офицер-подводник, руководивший погрузкой из рубки, прокричал что-то своим матросам, и те потащили ящик обратно на причал. Однако тут же были остановлены предупреждающим взмахом руки высокого офицера-эсэсовца, внимательно наблюдающего за работами с берега. Сам офицер несколькими быстрыми, размашистыми шагами приблизился к матросам. За ним, еле поспевая, семенил плотный коротышка в гражданской одежде и нелепых круглых очках без оправы на самом кончике мокрого носа. Он суматошно размахивал маленькими ручками, что-то возбужденно выкрикивал и даже слегка подпрыгивал, пытаясь заглянуть эсэсовцу в глаза.
Тот широким повелительным жестом отстранил от ящика матросов, а взмахом другой руки подозвал оказавшихся неподалеку двух заключенных. Вместе с ними подошел и один из охранников. Офицер негромко отдал короткое распоряжение и сам отступил в сторону на несколько шагов. Заключенные разломали ящик. Под черными досками оказался саркофаг с крышкой на прижимных болтах из какого-то тяжелого металла. Груз внутри него также хранился в небольших ящичках, судя по цвету, из того же металла, что и саркофаг. В это время вернулся отлучавшийся куда-то охранник и протянул заключенным два объемистых резиновых мешка. Коробки из ящика быстро переложили в них, и с дальнейшей погрузкой на субмарину трудностей больше не возникало. Сам тяжеленный саркофаг снова перетащили на борт лодки и надежно закрепили специальными ремнями в районе боевой рубки на верхней палубе.
Коротышка в гражданском удовлетворенно нахохлился, втянув голову в плечи, перестал щебетать и лишь поблескивал стеклами очков из-под мокрых полей потерявшей всякую форму шляпы. Но продолжал бдительно следить за всеми перемещениями и действиями заключенных. Причем интересовали его исключительно только черные ящики с круглым желтым клеймом.
Офицер-подводник в боевой рубке, скривив презрительно-недовольную гримасу – это кто тут осмелился, кроме него, командовать на боевом корабле, пусть даже у причала и всего лишь при погрузке, – еще какое-то время ругался себе под нос. Сделать это вслух не позволяли высокий ранг эсэсовца и его специальные полномочия, о которых моряк был специально предупрежден. Потому он от всей души сорвал злость на вынырнувшем из люка матросе-сигнальщике и только тогда, восстановив истинно морское хладнокровие, продолжил руководить погрузкой.
Немцы заметно торопились, и для этого имелись все основания. Вообще эвакуация объекта 106/8417-WWF была запланированной акцией, к ней готовились заранее, методично и последовательно, но слегка ошиблись со сроками. Кто бы мог предположить, что эти русские, вместо того чтобы, как у них это принято, приурочить крупную военную операцию (тем более победную) к одной из своих революционно-государственных дат, решат форсировать события! А ведь какая дата: 27 лет их революции! Поэтому даже в Генеральном штабе мало кто сомневался, что именно к 7 ноября будет осуществляться грандиозная операция Карельского фронта по освобождению Заполярья.
Вся немецкая резидентура докладывала то же самое. Но эти непредсказуемые русские начали чуть пораньше, развернулись еще быстрее и вот уже готовы со дня на день доложить своему Сталину об освобождении Советского Заполярья и прилегающих к нему районов на неделю раньше ожидаемого срока. А «прилегающие районы» – это самая крупная немецкая военно-морская база в оккупированной Норвегии: Киркенес. Сил на ее защиту у немцев не было.
Плевать, какими побудительными мотивами руководствовались русские, но эта неделя скомкала всю подготовительную работу отлаженной немецкой машины.
Вместо того чтобы под звуки полкового оркестра с благоустроенных причалов Киркенеса на вполне комфортабельных плавсредствах достойно ретироваться, прихватив все свои военные трофеи, приходится, как сейчас, ковыряться на темном и грязном берегу маленького фьорда, отправляя с наспех сооруженного в течение полутора суток причала ценности, собранные за годы оккупации со всего Севера Европы! И еще кое-что, пока никому не известное и не ведомое, но обладающее таким грифом секретности, что и просто помочиться рядом с ним является государственным преступлением. Zum Teufel!
