Стол был большой и круглый. Не такой большой, как в приснопамятном Камелоте, но, тем не менее, вокруг него было вполне достаточно места, чтобы свободно разместить дюжину обшитых черной кожей кресел. Вот только, для сегодняшнего собрания, и такое количество было излишним, потому что на встрече присутствовало всего шестеро. Двое мужчин и четыре женщины.
Рассаживаясь, они словно выполняли какой-то старый, давно надоевший им ритуал. Причем один из представителей сильного пола, длинноволосый блондин в дорогом костюме, несмотря на свободные места, остался стоять за правым плечом смуглой брюнетки, большая часть предков которой, наверняка были соотечественниками Кортеса и Писарро.
В руках у второго мужчины, черноволосого атлета, рассовую принадлежность которого, не взялся бы определять и специалист-антрополог, появилась большая бутыль с вином. Хлопнула, выбитая молодецким ударом по донышку, пробка, и рубиновая жидкость полилась в бокалы.
Бокалов было тоже шесть, но предложить выпивку блондину, никто и не подумал. Первый из наполненных сосудов поставили перед одним из незанятых кресел. Остальные разобрали сидящие за столом.
Первой тишину нарушила испанка: — Прости, нас, Диего, боги видели, что мы сделали все, чтобы тебя спасти. И не наша вина, что у нас это не получилось, — после этой фразы, она поставила бокал на стол, даже не прикоснувшись к содержимому.
— Прости нас, Диего! — передразнила испанку девушка-полуяпонка с длинной, ниспадающей на глаза, косо обрезанной челкой — Говори уж как есть: Диего, прости, но и через семь лет, мы все еще счастливы, от того, что ты мертв! А мямлить перед своим й… мудозвоном будешь, — блондин шутливо отдал честь, приложив два пальца к правому виску, — а нас лечить не надо, сами знаем кто что делал, и чем каждого из нас покупали.
— Миз, не надо, не сейчас, — русоволосая красавица славянка, попыталась остановить разошедшуюся дочь Ямато, но та, продемонстрировав в ответ оттопыренный средний палец, залпом выпила содержимое своего бокала. Требовательно протянула опустевшую посуду атлету,
— Тен, налей еще, по трезвяку, смотреть на эти рожи не могу! — Черноволосый, улыбнулся и выполнил просьбу полуяпонки. — красавицу перекосило, но отвечать на оскорбление она посчитала ниже своего достоинства.
Последняя из присутствующих, невысокая шиноби с белой фарфоровой маской на лице, не желая участвовать в разгорающемся скандале, покинула свое место и, молча направилась к выходу, но, именно в этот момент, из открытого, по случаю хорошей погоды, окна, раздался странный звук. Внимание присутствующих мгновенно переключилось туда. Даже носительница маски остановилась, развернувшись лицом к неизвестной опасности.
— Кахр! Р-р-рейко! — повторил свой крик, большой иссиня-черный ворон, сидевший на ветке перед окном. — Кахр-р! Пр-р-ришел Р-р-рейко!
— Оп-па! — Полуяпонка, вскочив со своего места, совершила танцевальный пируэт вокруг кресла с бокалом в руках, — Я знала, что ты вернешься, Лисенок! Покажи им, что бывает с предателями… и мне тоже покажи, потому что и я ничем не лучше. — последние слова девушка уже прокричала.
— Не понял! — атлет растеряно почесал затылок, странная птица, смогла пробить даже его, успевший стать легендарным, пофигизм, — И, что теперь делать?
Если у полуяпонки и атлета, появление ворона, вызвало радость и удивление, а эмоции шиноби, по понятным причинам, остались неизвестны, то остальных оно повергло в шок. В, любом случае, равнодушным не остался никто.
Блондин, выказывая незаурядную сноровку, занял стратегическую позицию под креслом, в котором обмякла потерявшая сознание испанка. Бледная красавица сидела, вцепившись в столешницу побелевшими от напряжения пальцами. Полуяпонка, стоя у окна на коленях, что-то неразборчиво бормотала себе под нос, а шиноби, как и полагается представительницам ее профессии, исчезла не прощаясь. Единственным, кто так и не сдвинулся с места, остался атлет.
Ну а за открытым окном качалась опустевшая ветка — большая птица, сделав свое черное дело, посчитала, что воспетый Шиллером генуэзский мавр был абсолютно прав, и ее присутствие здесь больше не требуется.
