А. Садовников
ГРАД КИТЕЖ
Шло лето от сотворения мира 6746. За крепкими стенами детинца ревела метель, заносила Китеж снегом. Изредка сквозь тучи на миг прорывалось тусклое багровое солнце, и тогда метель становилась кроваво-красной. Суровой выдалась эта зима на Руси - первая зима монгольского нашествия. "Было тогда много тоски и скорби, и слез и вздохов, и страха и трепета от всех тех напастий, нашедших на нас..." писал летописец. Неярко тлела свеча перед образами, отбрасывая отсветы на сосредоточенное лицо князя. Ее слабое пламя смешивалось с синеватыми отблесками летящего за окном снега. - Княже, человек к тебе просится, - в горницу тяжело шагнул воевода Петр Ратишич. - Кто такой? - равнодушно спросил князь, не оборачиваясь. - Не сказывает. Говорит, татары близко, - угрюмо ответил воевода, пленника привез. Князь Глеб нахмурился. Уже близко... До последнего надеялись китежане, что стороной пройдут поганые, не полезут в заснеженные дремучие леса из-за крохотного городка. Полезли... - Зови, - Глеб махнул рукой, перевел взгляд на изузороченное морозом слюдяное оконце. Он уже знал о страшной гибели Рязани, Владимира, Переславля-Залесского- городов, знаменитых своими укреплениями и доблестью дружин. На чтоже надеяться Китежу с его двумя сотнями ратников? На чудо? Князь прерывисто вздохнул и тут же, сжав кулаки, мысленно обругал себя за проявление слабости. Ладно, что нет никого. Чуть слышно скрипнула дверь. Князь оглянулся. Сопровождаемый воеводой, вошел юноша лет двадцати, невысокий, но стройный и оттого казавшийся выше своего роста. Строгое красивое лицо, длинные темно-русые волосы, на лбу - свежий рубец от сабельного удара, едва заживший. С ног до головы нежданный гость был закутан в длинный зеленый плащ. Все это князь разглядел не сразу. Сначала его внимание приковали глаза юноши - холодные, цвета озерного льда, они словно принадлежали другому человеку- мудрому старцу, изведавшему в жизни все мыслимое и немыслимое. Князь даже поморщился, скрывая изумление и некоторый... страх? "Да что же это,- тоскливо промелькнуло в голове, - скоро от каждого куста бегать буду. Укрепи, Господи." - Здрав будь, княже, - юноша спокойно кивнул. Не рухнул на колени, не поклонился в пояс - лишь двинул подбородком. - И ты здравствуй, - высокомерно изрек князь, усаживаясь на резной столец. - Завтра здесь будут татары, - проговорил юноша, сбросил плащи опустился на лавку. Под плащом на нем были штаны из рысьего меха, такие же сапоги и великолепная кольчуга белой стали, украшенная серебряными изображениями птиц и зверей и золотыми загадочными знаками: молниями, заключенными в круг крестами, скрещенными секирами. Глеб не заметил ни дерзости юноши, ни его доспеха - так поразило его известие. - Завтра... Ждали через седьмицу. - Нет. Сегодня утром тысячи хана Чельгира были в одном переходе от Китежа. Они идут по реке, завтра будут под стенами. - Сколько их? - быстро спросил Глеб. - Я видел тысяч пять. - Пять тысяч?- князь невесело усмехнулся. В Китеже вместе с младенцами столько не наберется. Две сотни ратников, да мужиков в городе сотен двенадцать. - Княже, - перебил юноша, - я пришел помочь тебе. Мое имя Родомир, я волхв. Перунов жрец. - Волхв? Родомир вскинул голову, и его длинные волосы на мгновение закрыли лицо: - Я волхв, и я могу спасти город, но взамен... Князь хмуро улыбнулся: "Спаситель...". Он повернулся к Петру Ратишичу, молча стоявшему у окна: - Как мыслишь, воевода, одолеет сей язычник сорок сотен? Воевода не успел ответить. Родомир встал, расправил плечи и вытянул руки вперед - с кончиков пальцев сорвались ослепительные молнии, пробили заиндевевшую слюду в оконце и расплавили свинец переплета. В горницу ворвался метельный вихрь. В теплом воздухе снег таял и падал на пол каплями воды. Родомир что-то пробормотал, и ветер стих. Князь и воевода перекрестились, тревожно переглядываясь. - Священный огонь Сварога-прародитедя, малая часть его, - сказал Родомир, пристально всматриваясь в князя. - Огнем я татар не одолею, но не сам я буду биться с ними, призову Перунову дружину. Глеб медленно поднялся и в задумчивости заходил взад-вперед, постукивая каблуками красных сафьяновых сапог, вопросительно поглядывая на воеводу. Тот долго молчал, поглаживая седую бороду, наконец глухо сказал: - Все одно, город - не сдадим. А поможет волхв - хорошо, не поможет- так мы и сами не лыком шиты. Пойду я, княже, дружину собирать, да народ созову, оружие с кладовых роздам. Когда тяжелые шаги Петра Ратишича затихли, князь негромко обратился к Родомиру: - Какая же награда тебе надобна? - он подошел к юноше вплотную. Они стояли друг против друга и внешне были очень похожи - оба темноволосые, светлоглазые- двадцатипятилетний князь и двадцатилетний волхв. - Ты крещенный, волхв? - неожиданно спросил Глеб. Родомир отрицательно покачал головой - Я не был бы волхвом, если бы окрестился. Вызвав дружину Перуна для помощи христианам, я потеряю свою силу. Глеб сделал вид, что не заметил последних слов, и повторил: - Так какой же награды ты просишь? - Я прошу немного, княже. Если я одолею татар, пусть с этого дня в твоем княжестве не возбраняется людям вершить священные обряды предков и возлагать требы старым богам. Старые боги уже уходят, но они еще сильны, обильные жертвы могут вернуть их. И тогда они спасут Русь, как спасали ее веками. - Ты предлагаешь мне перейти в языческую веру? - Нет же! - Родомир досадливо скривился. - Я не прошу тебя самого возносить хвалу Перуну! Я прошу не мешать делать это истинным сынам Сварога-прародителя, не преследовать их за веру предков. Судьба города или лишняя похвала попов - выбор за тобой, княже. И тут в зияющее отверстие пробитого окна влетел белый орел и, сложив огромные крылья, сел на плечо волхва. Родомир ласково погладил орла и торжественно произнес: - Перун слышит нас. - Быть по сему, - молвил князь решительно, - если благодаря твоей помощи татары не возьмут Китеж, я исполню твою просьбу. Родомир поклонился: - Прими мою благодарность, княже. И помни, ты дал слово при Перуновом посланце. Придерживая птицу, вцепившуюся когтями в его плечо, Родомир еще раз поклонился и вышел. Князь осенил себя крестным знамением и кликнул гридня, охранявшего дверь: - Позови отца Никифора. Да поспеши... Отец Никифор выслушал князя внимательно, спокойно, речь повел издалека вспомнил и Андрея Первозванного, и Владимира Крестителя, и волхвов, предсказавших рождение Христа. Вспомнил восстание язычников Ходоты, жестоко подавленное Владимиром Мономахом. Долго и складно рассуждал о значении церкви, о важности ее помощи князьям, о чудотворных иконах... В конце концов Глеб не выдержал: - Совета твоего прошу, отче! Я и сам православный, но если и впрямь поможет Родомир?! - он покосился на разбитое окно. - Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, - сухо ответствовал священник, - но, ежели согласишься с язычником, забудь о блаженстве. Незамолимый грех. Едино лишь заступничеством Христовым спасется Китеж. Давно ты, княже, в храме божьем не был, вот и поддался искушению диавольскому. Сегодня после вечерни побеседуем, сын мой, - не слушая князя, отец Никифор удалился. Глеб подошел к окну, хмуро глядел на город, полускрытый вьюгой. Метель затихала, открывая уже клонившееся к .закату солнце. Так, стоя у окна, князь дождался благовеста в Успенском соборе, созывающего православных к вечерне. В церковь он пошел пешком; прислушиваясь к скрипу снега под ногами, вспоминал слова деда - Всеволода Великого: "Голос у колоколов погромче княжеского..." Сегодня Глеб хорошо понял смысл этих слов.
