Перевод Василий Павлович Аксенов
Сцена: меблированная комната в западной части 8-й авеню в сердце Манхэттена. На раскладушке лежит Мужчина в мятом белье, с трудом просыпающийся и издающий звуки, характерные для того, кто рухнул «в койку», будучи очень пьяным. Женщина сидит у единственного окна, ее силуэт слабо очерчен на фоне неба, чреватого сильным дождем. В руках Женщины стакан с водой, откуда она изредка отпивает, дергаясь, будто птичка. У обоих измочаленные молодые лица, похожие на лица детей из голодающей страны. В их речи чувствуется некоторая вежливость, что-то вроде некоторой формальности, как бывает между двумя одинокими детьми, которые хотят стать друзьями, и все-таки возникает ощущение, что они уже долго живут в такой вот интимной ситуации и нынешняя сцена между ними — это всего лишь повторение того, что повторялось уж столь часто, что правдоподобное эмоциональное содержание (скажем, упрек, скажем, угрызения совести), совершенно износились и не осталось уж ничего, кроме принятия чего-то безнадежно неизменного в их отношениях.
Мужчина (хрипло): Который час?
Женщина бормочет неразборчиво
Что, лапуля?
Женщина: Воскресенье.
Мужчина: Я знаю, что воскресенье. А вот час-то который? Ты никогда часы не заводишь.
Женщина выпрастывает руку из рукава своего расхристанного кимоно, поднимает стакан с водой и едва не клонится вперед под его тяжестью. Мужчина с мрачной нежностью смотрит, как она тянет воду. Слабенькая музыка начинается где-то поблизости. Одна фраза повторяется несколько раз, как будто кто-то в соседней комнате разучивает песенку на мандолине. Иногда кто-то поет одну-другую фразу по-испански. Начинается дождь и идет в течение всей пьесы. Слышно как дети за окном выкрикивают свои припевки.
Детский голос: Дождик, дождик, перестань!
Я поеду в Аристань!
Богу молиться!
Царю поклониться!
Припевка повторяется как эхо в другом квартале другим ребенком.
Мужчина(наконец-то): Интересно, разменял ли я свой чек по безработице.
Женщина клонится вперед, как будто стакан ее тянет. Наконец, с некоторым треском, который ее, очевидно, пугает, ставит стакан на подоконник. Смеется коротко и беззвучно.
(продолжает не с очень-то большой надеждой)
Надеюсь, не разменял мой чек по безработице. А где мои шмотки? Посмотри по карманам, есть там мой чек?
Женщина: Ты вернулся, когда меня не было — как раз тебя искала. Взял чек и оставил записку, которую я не разобрала.
Мужчина: Не разобрала записку?
Женщина: Только номер телефона. Я туда позвонила, но был такой шум, что ничего и не услышала.
Мужчина: Шум? Здесь?
Женщина: Нет. Шум там.
Мужчина: Где это там?
Женщина: Не знаю. Кто-то сказал: «Давай, приезжай» и повесил трубку, а потом все время было занято.
Мужчина: Знаешь, я проснулся в ванне с кубиками льда и бутылками пива Миллера «Классная жизнь», моя шкура посинела, я там задыхался в ванне со льдом. Это было возле реки, но какой — Гудзон или Ист-Ривер? В этом городе люди дико поступают с человеком без сознания. У меня все болит, как будто меня спустили с лестницы. Не то что упал, а вот именно как будто ногами били. Однажды, я помню, мне всю башку отбили, другой раз в мусорный бак меня запихнули — все тело в порезах, ожогах каких-то. Злобный народ издевается над тобой, когда ты без сознания. Вот я просыпаюсь, голый, в ванне со льдом — каково? Я выкарабкался оттуда и вышел в гостиную. Кто-то как раз выходил, когда я вошел. Я дверь открыл и увидел коридор в отеле, и лифт как раз ушел. Телевизор работал, и пластинка одновременно крутилась, вокруг полно было столиков на колесиках с разным добром из ресторана: нетронутые ветчины, цельная индейка, трехпалубные сэндвичи, уже малость черствеющие, и бутылки, бутылки, бутылки всех видов, еще не открытые, и тающий лед в ведерках… Кто-то дверь прикрыл, как я вошел.
Женщина потягивает воду.
А кто-то вышел… Я слышал, как дверь затворилась, а потом дверь лифта хлопнула…
Женщина ставит стакан на место.
По всему полу в этом логове у реки разные предметы — одежка — разбросаны были…
Женщина судорожно вздыхает, глядя на полет голубей мимо окна.
…лифчики, трусики, рубашки, галстуки, носки и прочее…
Женщина(угасающим тоном): Одежда, стало быть…
Мужчина: Ну да, личные вещи, и битое стекло, и мебель перевернутая, как будто там куча-мала была, свалка, налет какой-то…
Женщина: О!
Мужчина: Насилие, похоже, там разыгралось…
Женщина: И ты был?..
Мужчина: В ванне со льдом.
Женщина: О!
Мужчина: Я помню, что снял трубку и спросил, что это за гостиница, но не помню, ответили они или нет… Дай мне водички этой хлебнуть.
Они оба встают и встречаются в середине комнаты. Стакан тяжело переходит из руки в руку. Он полощет рот, мрачно смотрит на нее и идет к окну, чтобы сплюнуть. Потом возвращается на середину комнаты и отдает Женщине стакан. Она делает глоточек. Он нежно кладет пальцы на ее длинную шею.
Ну что ж, я прочел литанию своих печалей.
Пауза. Слышна мандолина.
Ну, а что ты мне расскажешь? Расскажи мне немного о том, что происходит за твоей…
Его пальцы ползут по ее лбу и глазам. Она закрывает глаза и поднимает руку, как будто хочет ее коснуться. Он берет руку и разглядывает ее, переворачивает ладонь, потом прижимает к своим губам. Когда он ее отпускает, она сама прикасается к нему, трогает его худую грудь, гладкую, как у ребенка, потом притрагивается к его губам. Его пальцы скользят по ее горлу к разрезу кимоно. Между тем мандолина за сиеной набирает силу. Она поворачивается и склоняет шею на его плечо, пальцы его бегут по изгибу ее плеча.
