Катерина была готова разрыдаться с досады. Глупое кольцо! Сто раз уже собиралась отнести его к ювелиру и убавить размер, ну или хотя бы не надевать его, пока этого не сделает. Но собираться — это одно, а на деле… А на деле сейчас оно скачет по ступенькам огромного бизнес-центра, а бестолковая владелица скачет за ним следом в надежде поймать сбежавшее украшение.
Сапфир и несколько, пусть малюсеньких, но все-таки бриллиантов, подарок бабушки. Будет ужасно неприятно, если она его не поймает, а поймает кто-то другой. Нет, тому, другому, будет наоборот приятно, но лучше уж его поймать ей.
Колечко, звякая, пронеслось по мраморной лестнице, спрыгнуло и весело покатилось, сворачивая к перилам. Нет, только не это! В отчаянном рывке Катерина буквально пролетела над последними ступеньками и придавила прыткое украшение к полу обеими ладонями, впечатавшись головой во что-то такое, необычное… В брюках…
У этого необычного «что-то» были начищенные до блеска ботинки с аккуратно завязанными шнурками. Катерина подняла голову и ахнула:
— Максим Викторович, здравствуйте…
Ботинки, шнурки и все остальное принадлежало владельцу концерна, на который она работала последние полгода, господину Боброву.
Бровь господина Боброва слегка изогнулась.
— Добрый день, госпожа Верхина, — спокойно сказал он, но Катерина могла бы поклясться, что в голубых глазах биг-босса мелькнуло веселье. — Я оценил вашу хм… лояльность. Вставайте!
И перед ее носом замаячила широкая мужская ладонь. Лояльность? Ой… Катерина воровато огляделась по сторонам и едва не застонала. Ее ловкий прыжок и феерическое приземление не остались незамеченными: вокруг отсвечивали любопытные физиономии сослуживцев.
— Я… — смущенно пробормотала Катерина, — … я… Я вот! — она торопливо схватила сбежавшее колечко и показала Боброву, красноречиво добавив: — Вот…
— Вы стоите на коленях и протягиваете мне кольцо, — усмехнулся биг-босс, помогая подняться. — Коллеги еще подумают, что вы делаете мне предложение…
Кольцо… Предложение…
Катерина заглянула в ярко-голубые глаза Максима Боброва и с ужасом вспомнила вчерашний день. Точнее, вечер.
* * *
— А глаза у него голубые… — с подвыванием вещала колдунья.
Видок у нее, конечно, был тот еще. Где-то процентов на девяносто она состояла из платков, шалей и неопознанных лоскутков ткани, остальные десять приходились на полтонны амулетов и боевую раскраску. Какая-то черная тряпочка с наполовину облезшей бахромой, обвивалась вокруг головы, полностью скрывая волосы, отчего длинный, чуть крючковатый нос смотрелся еще длиннее и крючковатее. Тело же напоминало капустный кочан, большой и рыхлый. Казалось, сдерни с него один платок, и под ним окажется второй, потом третий, четвертый, пятый… А за последним — пустота. Хотя, нет. Периодически из тканого вороха выныривала худая рука с проступающими венами, словно намекая, что под многочисленными лоскутами все-таки что-то есть, а может даже и живая плоть.
Впрочем, Катерине не было никакого дела до внешности и внутренностей ведьмы с жутким именем Вольдемара. Катерина была чертовски зла. Она молча слушала, и иногда бросала испепеляющие взгляды на Юльку. Жаль, прямо здесь при этой ярко накрашенной дамочке, увешанной амулетами, нельзя сказать дорогой подруге все, что она думает и о ней, и об этом их походе. Надо будет запомнить и высказать позже.
Например вот это.
Ну, надо же, голубые глаза… Конечно, теперь Катерина свою судьбу моментом найдет. Голубые глаза — это же такая редкость. Еще б про шрам после аппендицита сказала! А что, тоже ведь достойная примета. Проверил в штанах, заглянул в глаза и тащи его под венец. Судьба! Кстати, вот еще по поводу голубых глаз. Как же ведьма их рассмотрела в чашке с кофе, там все глаза коричневыми должны получаться, ну, в крайнем случае, черными, или — ха-ха-ха! — кофейными. Но никак не голубыми…
— Росту он высокого, — продолжала гадалка.
Ну, слава тебе Господи, не карлик… Катерина преувеличенно громко и глубоко вздохнула, надеясь, что Юлька догадается, сколько сарказма вложено в этот вздох. В легкие тут же радостно рванул воздух, таща с собой густой дух ведьминого жилища. Пряные, терпкие ароматы трав, которые сухими пучками были развешаны под потолком, дымное горьковатое тепло из русской печки, где потрескивали дрова, запах старого, чуть отсыревшего дерева и пыли. В носу моментально защекотало, и Катерина чихнула.
— Чин у него тоже высокий, — голос Вольдемары становился все визгливее. — Достойный мужчина. А вот в личной жизни счастья нет. Недавно разрыв был тяжелый, до сих пор страдает. А того не знает, что настоящее его счастье близко. Стоит только руку протянуть.
Катерина совсем не была уверена, что какому-то там голубоглазому, которого только-только бросили и он все еще страдает, нужно тянуть к ней свои руки.
Да-да, это тоже надо запомнить и потом такими же словами сказать Юльке, высмеять ее, чтобы навсегда отбить охоту таскать подруг к гадалкам. Она, Катерина, могла потратить такую кучу времени с большей пользой. Сходить, например, в театр. Или на выставку какого-нибудь искусства. Или в музей. Музей Катерине было особенно жалко. Она уже сто лет там не была, и вот опять все пропало! Вместо музея они три часа тряслись в такси, чтобы добраться до этой окраины, потом, перепрыгивая лужи, преодолевали тропинку к невзрачному деревянному домишке и сражались со входной дверью. Как оказалось, там надо было потянуть за веревочку, и когда щеколда внутри лязгнет, быстро толкнуть дверцу, пока та щеколда снова не упала. Стоило им войти, парочка потревоженных котов брызнула из-под ног, напугав Катерину до заикания. Ступеньки крутой лестницы скрипели и стонали на все лады, того гляди, поставишь ногу не на ту досочку, и… И все, закрытый перелом и три недели больничного.
