Однажды утром, когда редко утихающие на Кобосе ветры несли над планетой тучи смерзшейся углекислоты, к стыковочному отсеку госпиталя подъехал вездеход. Двое врачей в масках вышли в приемную камеру. Из вездехода в сугроб выпрыгнул невысокий человек в скафандре и ловко, в несколько секунд, срастил задний люк с «приемником».
Климов увидел из своей одиночной палаты, как носилки на длинной ленте транспортера поползли по коридору. Семь неподвижных фигур одна за другой скрылись за дверями второй палаты. Вероятно, на какой-то планете произошла катастрофа. Госпиталь на Кобосе — единственное место обитания людей.
Между тем пилот, привыкший, видимо, действовать стремительно, уже успел перебраться в помещение и снять скафандр. В голубом костюме межзвездника, несколько свободно сидящем на нем, он напоминал подростка. Стройный, смуглый до черноты, с темными вьющимися волосами и, судя по быстрым, четким движениям, очень ловкий. «Полинезиец», — решил Климов, разглядев его овальное лицо с крупными губами. Подойдя к приезжему, спросил:
— Что случилось?
— Горгоны, — коротко ответил пилот. Взгляд его золотисто-карих глаз был спокоен, но Климову показалось, что он проник ему прямо в душу. — Да, опять горгоны…
— Так вы с Астры? А я думал, катастрофа на Барете или Галле.
— В известной степени это тоже катастрофа. Здесь почти весь экипаж «Антея», экспедиция Батлера в полном составе.
Сердце Климова сжалось в тревоге. Рядом с Джоном Батлером проводила изыскания группа Чижова от которой он отстал по болезни. А именно на него, Климова, возлагалась защита ученых на Астре.
— Что с людьми Чижова? — волнуясь, спросил он.
— С русскими все нормально. Вы что, за своих переживаете?
— Да. Но, поверьте, я очень сочувствую вашим соотечественникам.
— Это не мои соотечественники.
Ответ прозвучал неожиданно резко. Климов внимательно посмотрел на собеседника, но на его бесстрастном лице эта резкость никак не отразилась.
— Владимир Алексеевич Климов, биолог, — представился он, пытаясь сгладить возникшую неловкость.
— Как вы, русский, попали в американский госпиталь?
— А вы знаете на Кобосе другой?
— Понятно. Авария?
— Нет, неудачная охота на хлопорий.
— Настоящие химеры. Мне приходилось бывать на Барете.
Приезжий не торопился назвать себя, и Климову пришлось спросить прямо:
— Кто вы?
— Зовите меня Кальтэ. Пилот Кальтэ.
Климов умел ценить в людях сдержанность. Его деликатность, видимо была оценена, и скоро они уже беседовали как старые знакомые. Климов был рад встрече. За два месяца, проведенных в госпитале, он соскучился по людям. Кроме двух врачей, в госпитале находилось еще трое американцев, совершивших вынужденную посадку и уже несколько месяцев ремонтировавших свой корабль. Бывалые путешественники, они многое повидали на своем веку, не один год рыскали в космосе по таинственным делам своей фирмы. С ними Климов как-то не сошелся. К Кальтэ же он почувствовал симпатию с первых минут встречи.
Узнав, что пилот располагает временем, Климов взялся показать ему госпиталь. Со всеми службами, атомным реактором и оранжереями он занимал площадь в два гектара, а в глубину уходил всего на три этажа. Они обошли его за полчаса. Климов заметил странное равнодушие своего нового знакомого к устройству и работе довольно сложного жилого комплекса. И еще биолог обратил внимание на подозрительную неосведомленность пилота о самых простых вещах. Особенно это касалось мелких событий на Земле совсем недавнего прошлого.
Иногда ему казалось, что пилот не понимает, о чем идет речь, пытается скрыть это и находится в постоянной настороженности. «Провалы памяти», — догадался Климов.
— Давно летаете? — спросил он.
Кальтэ кивнул.
— На Лоте были?
— Приходилось. На Абрисиде и Орфее тоже.
«Определенно, амнезия, — решил Климов. — У Абрисиды было самое сильное излучение».
В дальнейшем он строил беседу с учетом этого открытия: не спрашивал о Земле и о то, что могло служить предметом «дальней» памяти. Постепенно настороженность Кальтэ прошла, он стал словоохотливей. Самое время было начать разговор о горгонах.
Климов усадил Кальтэ в кресло перед панорамой и подобрал пейзаж: лесная опушка с неширокой речкой в спокойных берегах. Иллюзия была полной: легкий ветерок доносил запах спелых трав, по-летнему грело солнце.
— Как это случилось? — спросил биолог, повернувшись к пилоту.
— Неожиданно, как всегда бывает при встречах с горгонами. Выехали на съемки — и не вернулись. Через несколько часов их нашли. Состояние вы видели.
— Не думал я, что это настолько серьезно, — через некоторое время задумчиво сказал Климов. — В справочнике о них сказано всего несколько слов: физическая природа мало изучена, в чем-то схожа с нашим северным сиянием…
— Не совсем, — возразил пилот и кивнул на экран. — Такая же безмятежность: лес, поле, солнце — и вдруг из почвы начинает сочиться изумрудно-зеленый или серебристо-голубой пар или с неба опускается клубок тумана, а через мгновение в воздухе появляются диски величиной с тарелку. Почти прозрачные, с темными пятнами неопределенной формы. Зрелище потрясающее. Финал — паралич. Пораженных горгонами приходится, как правило, госпитализировать.
