Роберт ЯНГ
ГОДЫ
Дойдя до университетского городка, старик остановился. Осень кончалась. С запада дул сырой ветер. Он шуршал мертвыми листьями, что лохмотьями свисали с ветвей академических вязов и кленов. ворошил сухую траву и проносился сквозь оголившиеся кусты. Скоро выпадет снег, старый год умрет, а новый с неизбежностью зародится.
Старик дрожал, но не от холода. Его пугали видневшиеся вдали здания университета. Он со страхом смотрел на идущих по дорожке студентов длинноволосых небрежно одетых молодых людей, длинноволосых девушек в свитерах и джинсах. Но он пересилил себя и пошел вперед, заставив старческие глаза вглядываться в лица девушек. Путешествие стоило ему всех накопленных за жизнь сбережений, и он не был намерен возвращаться с пустыми руками.
Казалось, что никто из студентов не заметает его, словно его и не существовало (в каком-то смысле так оно и есть, предположил он). Время от времени ему приходилось сходить с дорожки, чтобы не столкнуться с ними. Но он привык к подобному безразличию. В каждом поколении молодежь неизменно была надменной и себялюбивой, и это естественно, так и должно быть всегда. Весь мир принадлежал им, и они это знали.
Старик утратил часть своего страха. Университетские здания оказались куда менее величественными по сравнению с тем, какими их рисовала память. Она - в лучшем случае неважный художник. Она все искажает, преувеличивает. Она добавляет никогда не существовавшие детали и пропускает действительные. Было и еще одно важное обстоятельство. Нельзя увидеть что-либо во второй раз в точности таким, каким видел это впервые, потому что та твоя часть, которая интерпретировала первоначальные впечатления, уже навсегда мертва.
Старик жадно всматривался в лица торопящихся мимо девушек, отыскивая Элизабет. Ему хотелось увидеть лишь одно ее лицо. Он желал взять с собой в обратную дорогу ее лучезарную молодость для того, чтобы последние годы его жизни не прошли такими тусклыми - чтобы рассеялась хотя бы часть одиночества, навалившегося на него после смерти жены. Хотя бы ненадолго. Этого будет достаточно.
Когда он, наконец, отыскал ее лицо, то был потрясен до глубины души. Такая молодая, подумал он. Такая нежная и прекрасная. Его удивило, что он так легко ее узнал. НАверное, память все-таки не настолько скверный художник. Его сердце застучало, а горло сжалось. Классические реакции, только в его случае умноженные в тысячу раз. В глазах потемнело. Он стал с трудом видеть. Элизабет...
Она шла рядом с высоким молодым человеком, глядя на него и помахивая книгами. Но старик не смотрел на ее спутника. Момент был слишком дорог для него, чтобы упускать хотя бы деталь. К тому же ему было боязно смотреть. Годы...
Пара приближалась, смеясь и разговаривая, им было тепло и безопасно в оазисе их молодости. На Элизабет не было ни шляпки, ни шейного платка. Рыжевато-золотистые волосы танцевали на ветру, разбиваясь мимолетными волнами вдоль мягких берегов ее детских щек. Губы были словно осенний лист, легко лежащий на прелестном ландшафте ее лица. Ее глаза были осколками летнего неба. На ней был бесформенный серый свитер и пятнистые брюки из грубой хлопчатобумажной ткани. Длинные и быстрые ноги спрятаны от солнца. Но память его не подвела.
Он заплакал. Не стесняясь, как плачет подвыпивший человек. Элизабет. Элизабет, дорогая, любимая...
Она не замечала его, пока они едва не столкнулись. Тут она, кажется, ощутила его взгляд и всмотрелась в его глаза. Она остановилась, и ее лицо побелело. Ее спутник замер рядом с ней. Старик замер тоже.
Щеки Элизабет окрасились снова Лазурь ее глаз потемнела от отвращения. Пухлые губы сжались. - Какого черта ты на меня пялишься, грязный старикашка!
Ее спутник возмутился. Он сердито заслонил Элизабет и встал перед стариком. - Наверное, стоит расквасить тебе нос!
Старик ужаснулся. Да ведь они ненавидят меня, подумал он. Смотрят на меня, как на прокаженного. Я не ожидал, что они узнают меня - да и не хотел этого. Но такое - Господи милосердный, нет!
Он попытался заговорить, но ему нечего было сказать. Он стоял, онемев, и вглядывался в странное и знакомое лицо юноши.
- Грязный старик, - повторила Элизабет. Она взяла юношу под руку и они зашагали прочь. Старик беспомощно смотрел им вслед, зная, что хотя он еще жив и будет жить дальше, с этого момента он уже умер.
"Почему же я не вспомнил, - подумал он. - Как смог я забыть того бедного старика?"
Он вернулся на мертвых ногах в рощицу у окраины университетского городка, где полыхало поле времени, ступил в его пылающие объятия и промчался назад сквозь годы, превратившие его из высокого юноши в нечто непристойное. Заплатив охраннику вторую половину оговоренной заранее взятки и покинув станцию времени через задний выход, он поехал на кладбище, где была похоронена Элизабет. Он долго стоял у могилы под резкими порывами ветра, и снова и снова перечитывал надпись на гранитной плите: "Р.1952 - С.2025. В ПАМЯТЬ О МОЕЙ ЛЮБИМОЙ ЖЕНЕ..."
Но Время-Вор еще не закончило своего дела. Оно трепанировало его череп, вырезало его воспоминания и извлекло мягкие летние ночи, спящие цветы и туманные вечера. Оставило лишь обнаженные поля и холмы с безлистными деревьями.
