1.
Однажды утром — это было в июне 1956 года — Далай-лама пригласил ламу Шринора в свой дворец в Лхасе на совет астрологов. Лама, одетый в шафранно-желтые одежды, был немедленно доставлен к тому, кто воплощает инкарнацию Будды на Земле. Шринор был высоким мужчиной неопределенного возраста; его раскосые глаза неярко светились на казавшемся изможденным лице, острые черты которого еще больше подчеркивала очень короткая стрижка. Далай-лама поручил ему отправиться в Сарнат, святой город буддистов, расположенный в нескольких милях от Бенареса, где давным-давно Будда запустил колесо познания и мудрости, и где в ноябре этого года должен был состояться праздник «Будда Яйанти», посвященный 2500-летней годовщине со дня рождения Премудрого. Согласно предсказанию тибетских астрологов, на этом празднике должен был объявиться священный камень, большой рубин, известный под названием «Глаз Будды». Драгоценный камень назывался так потому, что первоначально он находился посреди лба, на месте третьего глаза огромной статуи Просвещенного. Шринор должен был доставить рубин в Лхасу, где камень должно было поместить в святилище, ожидавшее его возвращения на протяжении многих веков.
2.
В это же время на острове Цейлон великий маг Бадшах Жадугар, дни которого безмятежно протекали в медитациях и молитвах, получил тайное послание. Великий момент приближался. Жадугар уже давно жил в небольшой деревушке, уютно расположившейся в тени гигантского пика Юннасигирия, поблизости от города Канди. Его хижина находилась рядом с храмом «Далада Малигава» — храма священного зуба Будды. Его небольшую облаченную в рубище фигурку с головой, увенчанной тюрбаном из выцветшей от солнца и дождей ткани, часто можно было видеть на склонах окрестных гор. На плече у него постоянно восседал огромный гриф, яростно сверкавший глазами на каждого встречного. Деревенские жители побаивались старого волшебника; рассказывали, что он был способен на любое колдовство. Он излечивал самых тяжелых больных, и люди потихоньку шептались, что он погубил нескольких охотников, пытавшихся застрелить его грифа. Еще говорили, что гриф на самом деле был его сыном, которого заколдовал какой-то могущественный горный демон. Эта кара постигла Жадугара в отместку за то, что он одержал над ним верх в жестокой схватке во время одного из самых свирепых за всю историю края муссонов, дикие завывания которого сопровождали, подобно аккомпанементу дьявольского оркестра, все перипетии эпического поединка.
Однажды ранним утром жители деревни увидели, как маг — именно так его и звали в деревне, потому что на местном языке слово «жадугар» означает не только «игрок», но также «колдун» и «маг» — отправился куда-то своей характерной медленной походкой. За спиной у него висел небольшой узелок со всем его жалким имуществом, а над ним кружил сопровождавший его гриф. Глаза мага казались более живыми, чем обычно, его фигура выглядела более прямой, а в бороде словно запуталась странная улыбка. Он знал, что направляется в Индию, откуда пришел сюда в незапамятные времена, и звезды сообщили ему, — а звезды никогда не лгут, — что в Бенаресе он найдет чудесный камень, с помощью которого сможет вернуть человеческий облик своему сыну. Сочетание созвездий и волшебные чары обещали ему помощь, и Бенарес должен был стать свидетелем его возрожденного могущества. Бадшах Жадугар или Жадугар Ка Раджа, то есть король магов, должен был вернуть себе безграничную власть над всем живым и неживым. Звезды не скрывали, что против него готовились выступить некие враждебные силы в виде двух чуждых элементов: злой волшебной силы, с одной стороны, и пришедшего с Запада светловолосого мужчины — с другой. Но Бадшах Жадугар, веривший в свое магическое могущество, никого не боялся.
3.
Вечером 20 июня 1956 года над Лондоном повисли низкие тучи, из которых хлынул проливной дождь. Быстро стемнело, и дождь окончательно затянул город своей печальной вуалью. На Парк Лэйн, в одном частном клубе, окна которого выходили на Гайд-парк, какой-то мужчина, стоявший у окна, меланхолично смотрел на ночь, сложив руки за спиной. Стены в большой комнате были уставлены шкафами, заполненными книгами в красивых переплетах. Глубокие кресла, в беспорядке расставленные возле шкафов, соблазняли своим уютом. Комнату скупо освещали два торшера с пергаментными абажурами, и пылавший в камине огонь. Перед камином, на диване с изрядно потертыми подушками, но еще достаточно респектабельном, устроились трое мужчин, негромко беседовавших друг с другом. Время от времени они неспешно отхлебывали виски из стаканов, которыми их снабдил чопорный метрдотель. Журчание их голосов время от времени доносилось до человека, прижавшегося лбом к стеклу и неотрывно глядевшего на дождь. Его темный силуэт едва вырисовывался на фоне черного окна. Внезапно громкое потрескивание горящих поленьев прервало на несколько мгновений неспешную беседу.
На старинных часах, притаившихся в дальнем темном углу, пробило восемь часов, и словно их отдаленное эхо, в ночи глухо прозвучали удары колокола Биг-Бена.
Один из сидевших неожиданно обернулся к окну и позвал:
