— Придем в Маталу на следующем галсе,[1] — объявил корабельщик, притеняя глаза ладонью и внимательно вглядываясь в позолоченные вечерним солнцем берега Крита, раскинувшиеся по правому борту.
Возле него на палубе стояли несколько направлявшихся в Рим пассажиров: сенатор-римлянин с дочерью и двое центурионов.[2] Все четверо вместе со служанкой дочери, молодой иудеянкой, сели на корабль в Кесарии. Корабельщик гордился своим судном. Старина «Гор» принадлежал ранее к александрийскому флоту, возившему зерно через море в Рим. Невзирая на возраст, корабль оставался крепким и мореходным, а опытный кормчий был достаточно уверен в своем мастерстве, чтобы при необходимости уходить подальше от берега. Таким-то вот образом после выхода из кесарийской гавани «Гор» направился прямо в открытое море и по прошествии трех дней оказался возле берегов Крита.
— Успеем прийти в Маталу до наступления ночи? — спросил сенатор.
— Боюсь, что нет… — Корабельщик чуть улыбнулся. — Не хочу даже пытаться подходить к берегу в темноте. Корабль тяжело гружен и глубоко ушел в воду. Можем сесть на камни.
— Тогда что будем делать сегодня ночью?
Капитан на мгновение поджал губы.
— Постоим возле берега, а с зарей войдем в гавань. Придется потерять день, но другого выхода нет. Лучше помолимся Посейдону, чтобы, оставив Маталу, мы нагнали потерянное время.
Центурион постарше с разочарованием вздохнул:
— Ох уж это море. Прямых путей по нему не бывает. Лучше было бы ехать по суше.
Его товарищ, высокий и худощавый, голову которого украшала темная и кудрявая шевелюра, рассмеялся и хлопнул по плечу своего коренастого спутника.
— А я-то считал, что являюсь здесь самым нетерпеливым! Не надо, Макрон, мы все равно окажемся в Риме много быстрее, чем если бы ехали по суше.
— Смотрю, ты другую песню запел, а кажется, еще вчера ненавидел море.
— Я от него не в восторге, но у меня есть причины стремиться в Рим как можно скорее.
— Вне сомнения. — Центурион Макрон подмигнул, чуть качнув головой в сторону дочери сенатора. — А я буду рад получить новый пост. Опять в легион, и уже постоянно. Ведают боги, мы с тобой достаточно потрудились, чтобы заслужить повышение… Не так ли, Катон, мой друг? Два года на восточной границе… Хватит с меня жары, песка и жажды. Теперь хотелось бы получить непыльное и уютное местечко где-нибудь в Галлии. В котором можно малость передохнуть.
— Это ты сейчас говоришь, — расхохотался Катон. — Но я знаю тебя, Макрон. Не пройдет и месяца, как ты будешь лезть на стенку от скуки.
— Не знаю. Но хотелось бы вернуться к нормальному воинскому делу. Не по мне эти грязные императорские палаты.
Катон с чувством кивнул. С того самого часа и дня, когда они исполнили свое первое задание на службе Нарцисса, личного секретаря императора и главы имперской шпионской сети, боевых друзей со всех сторон окружали дополнительные опасности — сверх обыкновенных, присущих военной службе. На лице Катона проступило жесткое выражение.
— Боюсь, что это не в нашей власти. Чем больше дел мы уладим, тем больше шансов на то, что нас позовут снова.
— И вправду, — с чувством шепнул Макрон. — Вот дерьмо…
Затем, вспомнив о присутствии сенатора и его дочери, он бросил в их сторону извиняющийся взгляд и кашлянул:
— Виноват, молодая госпожа. Прости мой галльский…
Сенатор улыбнулся.
— За последние месяцы нам пришлось наслушаться куда более худших выражений, центурион Макрон. И, признаться, мы успели привыкнуть к грубым солдатским манерам. Иначе я едва ли стал бы терпеть то внимание, которое Катон оказывает моей дочери, так ведь?
Та ответила с улыбкой:
— Не волнуйся, отец, я скоро укрощу его.
Катон просиял, когда она взяла его под руку и пылко пожала ее. Посмотрев на молодых людей, корабельщик поскреб подбородок.
— Значит, замуж, госпожа Юлия?
Девушка кивнула:
— Как только мы возвратимся в Рим.
— Вот тебе раз, а я-то и сам надеялся просить вашей руки, — пошутил капитан. Он бросил на Катона испытующий взгляд. На лице центуриона не было заметно шрамов, обычных на лицах опытных вояк.
Кроме того, греческому корабельщику еще не приходилось видеть такого юного центуриона, еще не достигшего даже тридцати лет, и он не мог избежать мысли о том, что молодой человек получил свой чин благодаря покровительству некоего влиятельного друга. Впрочем, медали