Александр Проханов
25 марта 2002
7
0
13(436)
Date: 26-03-2002
ИЗГНАНИЕ БЕСА
"Во дни печальные Великого Поста" особенно докучает православному человеку бес. У него много обличий, но чаще всего он являлся в образе известного думского депутата, лидера экстравагантной политической партии. У него мясистый сытый затылок, нездоровое, в розоватой экземе, лицо и большой чувственный нос, который он то и дело теребит,— то ли испытывает при этом сладострастие, то ли посылает кому-то масонский опознавательный знак. Губы его непрестанно, плотоядно шевелятся, обнажая мокрые желтоватые зубы, в которых показывается фиолетовый болтливый язык. О его появлении предупреждает запах кислого пота, дезодоранта, паленой шерсти и мышиного помета, каким отдают новые долларовые купюры. Он возникает в разных углах комнаты, иногда одновременно в нескольких, и его присутствие напоминает цветную галлюцинацию, нефтяную пленку, мутную радугу гниения в капельке болотной воды.
Облаченный в малиновый пиджак с медными геральдическими пуговицами, с липкой пенкой в уголках рта, он выкрикивает, покачиваясь на люстре: "Да здравствует Советский Союз!" И тут же, в гимнастическом трико, стискивая между ног рельефные, обтянутые шелком картофелины, призывает к запрету компартии, скандируя: "Коммунистов в тюрьму!"
Сидя в горячей ванне, высовывая волосатые ноги из розовой пены, он требует оккупации Финляндии, русского похода на Индию. Медленно одеваясь, облачаясь в женский бюстгальтер и пляжные бикини, томно поглаживает плоский пах и круглый, в пухленьких складках живот, и при этом бранит империю.
Набрасывает на голову пятнистую накидку бедуина, прикалывает к френчу значки с изображением Арафата и Саддама Хусейна, кидает булыжник в воображаемый израильский танк. Но, скрывшись за портьеру, появляется в форме американского морского пехотинца, молит: "Боже, спаси Америку!", втыкает в капот своего "мерседеса" звездно-полосатый флажок.
Копирует фюрера, подымая вверх подбородок, складывая ладони в паху, бранит еврейское засилье в политике и культуре. Но тут же распахивает эсэсовскую черную форму, показывая на голой груди татуировку Звезды Давида, надпись на иврите "Шалом", идет с букетом цветов поклониться жертвам холокоста.
Осеняя себя православным крестом, закатив глаза, самозабвенно распевает сербские песни, мчится в Белград заключать военный союз с Югославией. И тут же, как оборотень, кидается через плечо с полковничьим бутафорским погоном, приветствует генералов НАТО в Брюсселе, рукоплещет попаданиям американских ракет в сербские больницы и госпитали, и его хохочущий рот и круглые, как сребреники, глаза сверкают при каждом точном ударе.
В костюме от Версаче, в небрежно повязанном галстуке, томный, поэтичный, он очаровывает одинокую женщину, сулит ей любовника, мужа, обещая цветущую семью и достаток. Но когда бедняжка, поверив, кладет ему на грудь одурманенную, с блаженной улыбкой голову, он внезапно хватает ее за волосы, начинает драть, возить лицом по столу, дико выкрикивая: "Сука!"
Участвуя в теледебатах, он беспощаден к противникам. Жестоко высмеивает, бьет по щекам, извлекает из кармана перезрелый, липкий помидор, плющит о лицо соперника, отчего гордое лицо посрамленного начинает отекать малиновой томатной жижей. И тут же, на глянцевой странице "Плейбоя" фотографируется с конкурентом в гей-клубе: оба голые по пояс, жадно целуются, размазывают по щекам жирную губную помаду.
Подъезжает на дорогом лимузине к церковной паперти, скликает нищих, кидает пачку денег и, глядя, как дерутся крикливые старухи, лупят друг друга палками и костылями калеки, тычет в них пальцем: "Вот они, русские люди! Вот он, народ-богоносец!"
Вас вконец измучит назойливое вторжение беса. Вы станете кидать в него подушкой, но подушка ударится в стеклянную вазу, и та разобьется вдребезги. Вы закроете глаза, накладывая на них полотенце, но бес проникнет под череп, в полушария мозга, и там станет танцевать, язвить, жалить, как красный стручок перца. Вы убежите на бульвар, стараясь укрыться в толпе, но вдруг из-под зонтика, под которым прогуливается миловидная барышня, выглянет знакомый воспаленный нос, шевелящиеся, как толстые гусеницы, губы, вылезет усыпанная перстнями пятерня, складываясь в кукиш. Вы укроетесь в картинной галерее, уткнетесь в "Черный квадрат" Малевича, надеясь, что абсолютный мрак "черной дыры" избавит вас от беса, но из холста, из преисподней возникнет хохочущее лицо в красном колпаке с бубенцом, и хриплый кукарекающий голос завопит: "Япония, руки прочь от Курил!.. Русский, отдай Шикотан!.."
У вас останется последнее средство. Затеплите свечу. Опуститесь на колени. Прочитайте великопостный канон Андрея Критского. Когда появится бес в фиолетовом облачении Папы Римского, требуя открытия на Руси католических епархий, обратите к нему тихое настойчивое увещевание: "Ты — не человек, не Папа Римский, не депутат, не партийный лидер. Ты — просто бес, а потому изыди!"
