В эту книгу вошли новеллы и рассказы французских писателей, созданные в бурное тридцатилетие между 1940 и 1970 годами.
В период второй мировой войны новелла, по необходимости, потеснила роман. Грозные события истории потребовали от художников слова мгновенного отклика, быстроты эмоциональной реакции. При пушечных залпах музы не замолчали — они вступили в сраженье. Капитуляция буржуазного государства не могла стать капитуляцией народа. Только на два месяца прервался выход газеты «Юманите», запрещенной еще в канун «странной войны». Возникли конспиративные издательства — «Эдисьон де минюи», «Библиотэк франсэз»; в тщательно оберегаемых от постороннего взгляда квартирах сходили с ротапринта серые, малого формата листы с гордо звучавшими названиями: «Пансэ либр» («Свободная мысль»), «Ар франсэ» («Французское искусство»), «Кайе де либерасьон» («Тетради освобождения»), «Орор» («Заря»), «Леттр франсэз» («Французская литература»), «Резистанс» («Сопротивление»)… Роман скажет об этой героической эпохе позднее («Коммунисты» Луи Арагона, «Странная игра» Роже Вайяна, «Смерть — мое ремесло» Робера Мерля, «Мы вернемся за подснежниками» Жана Лаффита, «Там, где трава не растет» Жоржа Маньяна, «Година смерти» Пьера Гаскара и др.). Но к читателям уже тогда спешили стихи, очерки, рассказы, рожденные горечью поражения, звавшие к борьбе, исполненные надежды на грядущую свободу. Тайно распространялись неумело сброшюрованные книжицы — «Мученики» и «Паноптикум» Арагона, «Черная тетрадь» Мориака и первые антологии — «Честь поэтов», «Запрещенные хроники». В подпольной прессе появились «Грешник 1943» и «Хорошие соседи» Арагона; издательством «Эдисьон де минюи» были выпущены повести Эльзы Триоле («Авиньонские любовники»), Веркора («Молчание моря»), Клода Авлина («Мертвое время»). Сопротивление разрасталось, набирало силы, — особенно после победы Советской Армии под Сталинградом, ознаменовавшей «самый великий перелом, который когда-либо знала история войн» (Ж.-Б. Блок). Национальный фронт борьбы за независимость имел множество секций, в том числе и секции творческой интеллигенции — художников, кинематографистов, архитекторов, писателей. В июне 1943 года в Лионе под председательством Жоржа Дюамеля собрался Конгресс писателей Южной зоны Франции.
Широк был фронт французской интеллигенции, вступившей в духовное единоборство с фашизмом: Поль Элюар и Луи Арагон, Роже Мартен дю Гар и Франсуа Мориак, Леон Муссинак и Жан Кассу, Шарль Вильдрак и Габриель Шевалье, Альбер Камю и Жан-Поль Сартр, Пьер де Лескюр и Жан Тардье, Поль Валери и Раймон Кено, Жорж Дюамель и Александр Арну… Имена всех этих мастеров слова стоят под историческим «Манифестом французских писателей» от 9 сентября 1944 года. В нем утверждалось единство художников всех поколений и разных школ перед лицом «смертельной опасности, которая угрожает родине и цивилизации». Многие из писателей ушли в маки, взяли в руки винтовку: Ив Фарж, Андре Мальро, Жан Прево, Рене Шар. Не дожили до освобождения Жак Декур, Жан Прево, Антуан де Сент-Экзюпери, Пьер Юник, Робер Деснос, Андре Шенневьер. Но созданные ими произведения, организованные ими подпольные издания продолжали борьбу.
В книгу, которую держит в руках читатель, вошел ряд рассказов, написанных в годы фашистской оккупации. Память о Сопротивлении, о пути Франции преданной к Франции, взявшейся за оружие, живет и во многих новеллах последующих лет. Внутреннюю потребность, рождавшую такие произведения, передал Пьер Сегерс, неутомимый историк литературы Сопротивления: писать надо для тех, говорил он, «кто ничего не знает или хочет все забыть. И если меня спросят, зачем ворошить пепел, я отвечу: для меня, как и для многих других, пепел этот еще не остыл, это пепел моих погибших друзей, моих близких… Завтра в опасности могут оказаться ваш отец, ваша жена, ваш сын. Кому же, как не вам, думать об этом?».
Самая лаконичная из «военных» новелл — «Граната» Мадлен Риффо. Гаврош 1832 года был отчаянно смел: он собирал патроны и задорно напевал под носом у монархистов, уверенный, что смерть его не коснется. На долю Гавроша 1944 года выпало большее: ему пришлось добровольно прижать смерть-гранату к своей груди, чтобы спасти товарищей. Напряженным лаконизмом новелла Мадлен Риффо напомнит строки Элюара, посвященные памяти легендарного героя французского Сопротивления — полковника Фабьена:
Убит человек.
Он был когда-то ребенком…
……………
И уходил на бой
Против тех, кто тиранит людей,
И ему ненавистна была даже мысль,
Что на свете могут жить палачи.
(Перевод М. Ваксмахера)
По трагической поэтичности новелле Риффо созвучны «Две дюжины устриц» Пьера Куртада: запах моря, перламутровый блеск раковин и ледяное дыхание пронесшейся рядом смерти. «Был некий таинственный смысл в том, что эти раковины рождены морем», — так безмятежно начинается рассказ Пьера Куртада. И сразу — переход к трагической современности. Море и ночь — контрастные символы свободы и порабощения. Активное сопротивление фашизму, воссозданное Луи Арагоном, Жаном Фревилем, Жоржем Коньо, Пьером Куртадом, Морисом Дрюоном, Ивом Фаржем, действительно предрекало конец эпохе рабства, открывая эпоху величия, возвращая Францию к жизни.
