Французская карьера Дантеса
Смерть Жоржа Дантеса не вызвала в Париже большой сенсации. В «Журналь де Деба» (4 ноября 1895 года) в общем некрологическом списке за день он назван на четвертом месте в следующих выражениях: «Нам сообщают о кончине... барона д'Антеса-Геккерена, бывшего сенатора Второй империи, угасшего в своем замке Сульц (Эльзас) после долгой и мучительной болезни. Ему было восемьдесят четыре года». Больше ни слова. В «Фигаро» (5 ноября) и особенно в «Тан» (5 ноября) появились более подробные некрологи. В них сообщалось, что скончавшийся барон шестьдесят лет тому назад убил на дуэли знаменитого русского поэта Пушкина.
В один день со смертью Дантеса образовался новый кабинет буржуа, умерла эксцентричная англо-французская дама, о которой много и часто говорила светская хроника газет: ее смерть, видимо, отвлекла внимание парижского общества от кончины Дантеса. К тому же он покинул Париж лет за десять до того, жил далеко, в Эльзасе — его понемногу забыли. К моему удивлению, даже столь осведомленная газета, как «Тан», напомнив в некрологе обстоятельства убийства Пушкина, почти ничего не сказала о роли, сыгранной Дантесом во французской истории.
Биографические сведения о позднейшей карьере Дантеса, в сущности, до сих пор почти исчерпываются краткой «официальной» статьей его родственника Метмана, помещенной в известном труде Щеголева «Дуэль и смерть Пушкина». В свое время, работая над «Десятой симфонией», в которой выведен Дантес, я старался собрать материалы о нем — и нашел немного. Политическая роль Дантеса была довольно заметна в 1848—1852 годах. В пору Второй республики убийца Пушкина был в Париже видным и модным человеком.
Роковая для русской литературы дуэль не слишком повредила светской и общественной репутации Дантеса. Гораздо позднее Тургенев, в числе немногих совершенных им в жизни «подлостей», считал и то, что, встретившись в обществе с Дантесом, подал ему руку. В конце XIX столетия голландский посланник в Копенгагене Теккереи ван Келль (из другой ветви этого рода) отказался от предложенного ему поста посланника в Петербурге, сославшись на то, что человеку, носящему его фамилию, неудобно представлять Голландию в России. Но когда-то отношение к делу было у многих совершенно иное. В книге Щеголева есть интереснейшие материалы об отношении к дуэли 27 января некоторых русских людей. Чего же можно было ждать от иностранцев? Будем справедливы: если бы Дантес после ужасного письма Пушкина не послал ему вызова, его немедленно выгнали бы из кавалергардского полка и он был бы опозоренным человеком. Отправляясь на поединок, он мог не без основания думать, что Пушкин рассчитывает его убить. Через полстолетия после дуэли известный пушкинист-коллекционер А.Ф.Онегин, посетив Дантеса, спросил его: «Но как же у вас поднялась рука на такого человека?!» Дантес ответил не то с недоумением, не то с негодованием: «Как? А я? Я стал сенатором!» Этот рассказ я слышал от самого А.Ф.Онегина. В словах убийцы Пушкина был, конечно, и оттенок мрачной нелепости. Но, по существу, что можно было ему возразить? Дантес 27 января 1837 года защищал свою жизнь.
Высланный из России, он, по причинам мне неизвестным, лет десять оставался в тени. Мартынов, убивший на дуэли Лермонтова, потом в течение нескольких лет выдерживал в Киеве суровую епитимию. О Дантесе это и предположить невозможно. Как бы то ни было, он начинает заниматься большой политикой лишь после февральской революции и 28 апреля 1848 года избирается в Национальное собрание. К тому времени, за одиннадцать лет, прошедшие с 1837 года, имя его было в Париже основательно забыто. Сообщая о его избрании, «Журналь де Деба» (30 апреля 1848 года) называет его Hecherem, a «Ла Пресс» (5 мая 1848 года) Heckren. По округу Верхний Рейн-Кольмар прошло 12 депутатов. Из них Heckren, proprietaire{1}, получил наименьшее число голосов — 27 504; за первого в списке Штруха голосовало 88 572 избирателя.
В Петербурге он, по-видимому, подчеркивал свои крайние легитимистские убеждения: в 1830 году с оружием в руках защищал права Карла X, герцогини Беррийской. Пушкин пишет в дневнике: «Барон Дантес и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию офицерами». Никаким шуаном Дантес не был, да и едва ли мог быть в восемнадцать лет. В Национальном же собрании 1848 года шуанам и вообще делать было нечего. Во всяком случае, в начале февральской революции он примыкает к Адольфу Тьеру, который уж к чему другому, а к шуанству ни малейшего отношения никогда не имел.
Шансы Тьера в 1848 году расценивались довольно высоко. Легко понять, почему Дантес искал с ним сближения. Гораздо менее понятно, зачем нужен был Тьеру Дантес. Казалось бы, этот полуфранцуз-полунемец, усыновленный голландским дипломатом, бывший русский кавалергард, ставший членом республиканского Национального собрания, должен был бы внушать инстинктивную антипатию и недоверие такому человеку, как Тьер. Однако Дантес очень скоро становится постоянным посетителем его дома. Об этом свидетельствует дневник «Эгерии{2} Тьера», госпожи Дон.
С некоторым правом можно утверждать, что в сближении с Дантесом бывшего главы французского правительства сыграла известную роль именно дуэль, стоившая жизни Пушкину. Она создала Дантесу репутацию бретера, в политике в те времена небесполезную. 27 января 1849 года у Тьера происходит столкновение с Улиссом Трела, министром и редактором газеты «Насиональ». Секунданты Трела: бывший министр Рекюр и будущий президент республики Греви — все люди очень видные. Секунданты Тьера: маршал Бюжо и отнюдь не видный в политике Жорж Дантес. Добавлю, что маршал Бюжо в свое время, в 1834 году, тоже убил на дуэли своего противника (депутата Дюлонга). Госпожа Дон с особым удовольствием отмечает в своем дневнике, что оба секунданта ее друга «assez ferrailleurs l’un et l’autre...»
