Вечер первый
ЧЕТВЕРГ, 30 АПРЕЛЯ
Это называлось «приходить в себя». Или «отпиваться чаем».
Когда заканчивались все дела очередного суматошного московского дня, он садился на кухне, пил почти черный и совершенно горький чай, курил и подводил итоги сегодняшней своей жизни, глядя в телевизор. И пока не выпивал три-четыре кружки, даже не пытался ложиться спать. Чай засыпать совершенно не мешал, скорее даже способствовал. А без чая он почти заболевал. В течение дня нужно было выпить большой чайник заварки. Иначе тянуло в сон, не работалось, не думалось…
Огромный выбор сортов чая. Наверное, только это по-настоящему и нравилось Совину в наступившей эпохе постсоциализма.
Восемнадцать лет назад Дмитрий Совин, только закончивший институт, по распределению попал в Монголию — учить тамошних детей русскому языку. А продуктами советских спецов снабжала организация под названием «Внешторг». Именно в это время Совин полюбил чай, чему способствовало в первую очередь «наличие присутствия» во «Внешторге» хорошего чая, а ещё — удивительная горная вода. Она стекала с таявших ледников, многократно профильтровывалась сквозь мелкие обломки горной породы и скапливалась внизу, под долиной, на которой стоял город Улэгей. А сама долина находилась в монгольском Алтае, на высоте две с лишним тысячи метров над уровнем моря. Из этих естественных резервуаров под долиной — кажется, их называли «блюдцами» — и качали воду. Налитая в ванну, вода имела нежно-голубой цвет. И удивительный вкус.
На любви к чаю сказались и местные традиции чаепития. Совин сходился с людьми легко и друзей всегда имел множество. Подружился и со многими коллегами, местными учителями-казахами. Монгольскими казахами.
Как они оказались в Монголии? Местные рассказывали, что до тридцать восьмого года советские казахи свободно кочевали по степям, забредая иной раз и на монгольскую территорию, граница с которой была открыта. А в тридцать восьмом границу внезапно закрыли. Кочевники остались в Монголии, осели и образовали целую казахскую область. Так что, живя в Монголии, Совин монгольского языка так и не узнал. Зато начал понимать, а потом потихоньку и говорить по-казахски. Надо отметить, что Дмитрий Георгиевич Совин обладал частью врожденным, частью развитым в течение жизни феноменальным языковым чутьем. К концу третьего года, несмотря на то, что казахский принадлежал к семье тюркских языков, то есть совершенно чуждых русскому уху, Дмитрий понимал процентов семьдесят того, что говорили вокруг, понимал даже юмор, что вообще в изучении иностранного уже считается «высшим пилотажем». Часто бывал в семьях местных учителей, где первым и непременным блюдом, предлагаемым гостю, был «казах шай» — казахский чай — смесь плиточного зеленого чая, жира, муки и соли. Русские специалисты, как правило, к такому «чаю» относились либо с большой любовью, либо с плохо скрываемым отвращением.
Совин же этот чай просто обожал, что хозяевам очень льстило. Иной раз с местными друзьями заезжал в такие места, где и русских никогда не видели. Заходили в юрту к какому-нибудь родственнику. Хозяйка начинала суетиться, собирать угощение. И первым вопросом к совинскому спутнику, родственнику хозяев, был вопрос, пьет ли «орос мугалим», то есть русский учитель, казахский чай. Совин улыбался и отвечал по-казахски, что не только пьет, но очень любит. Хозяева расцветали. На столе появлялся чай, потом местная водка архи, потом уже собственно угощение — вареная баранина. Причем именно в такой последовательности.
Увы, сколько Совин ни пытался сварить «казах шай» дома, ничего у него не получалось. В оправдание его надо, однако, отметить, что такого чая никогда не смог сварить ни один советский специалист, хотя среди них были и казахи, и узбеки. Ну не получалось, как ни старались.
Через три года Совин вернулся в Москву, но чай к этому времени стал у него почти культовым напитком.
В начале перестройки, когда с прилавков пропали продукты, страдания Совина, оставшегося без чая, были неописуемы. Совин добывал приличный чай всеми мыслимыми и немыслимыми способами, но иной раз приходилось употреблять и всякую гадость вроде турецкого гранулированного чая, о чем он вспоминал с ужасом и отвращением. Но наступила эра построения капитализма, и Совин, что называется, «оттягивался», пробуя чай всех сортов без разбора. Однако же постепенно успокоился и нашел свой сорт, который абсолютно устраивал его по параметрам цена — качество…
Чаю он пил много, потому что и думать приходилось много: Дмитрий Георгиевич Совин работал литературным редактором рекламной службы одной из московских радиостанций.
Станции не было еще и года, но она стремительно набирала популярность, и количество рекламодателей росло. А естественным следствием популярности радиостанции было множество обязанностей у литературного редактора Дмитрия Совина. Он писал тексты рекламных роликов, согласовывал их с заказчиками, работал в студии со звукорежиссером и актерами. Иной раз и сам начитывал тексты. Когда появлялся серьезный клиент, разрабатывал для него комплексную рекламную кампанию с использованием газет, журналов, телевидения.
