Гости, два холеных, с одинаковыми рыбьими глазами мужика, закрылись с ЕВРом в кабинете, а девица, которая пришла вместе с ними, высокая, тонкая, лет восемнадцати максимум, вся какая-то пластилиново-текучая, сидела, наоборот, в гостиной. По всему видно: та еще птица! Девицу к серьезным делам не допустили – видно, приберегая на десерт. Вместе с гусем.
Гусь, огромный, румяный, специально приготовленный кухаркой для этих самых гостей, тоже ждал своей очереди – на кухне. Вроде ЕВР эту общипанную птицу проспорил. А ему, как стало ясно из нечаянных телефонных разговоров, кто-то из гостей проспорил сюрприз. Баш на баш то есть. И теперь Ника подозревала, что этим сюрпризом вполне могла оказаться девица. Иначе чего ей тут торчать, как подсолнуху в чистом поле?
По Никиному разумению, и гусь, и девица были птицами одного полета – курицы бессловесные, иначе говоря. Рано или поздно и ту, и другую используют по назначению, но если гуся – понятно кто, то с девицей – вопрос. И вопрос, прямо скажем, неприятный.
С недавних пор ЕВРовы друзья повадились поставлять ему девиц. Верно, решили, что мужик вполне оправился от нечаянной потери и пора возвращать его в лоно привычных мужских утех. Приятели приходили с модельными созданиями, заговорщически подмигивали, указывая на двухметровые ноги или чупа-чупсовые губы. Видно, по-мужски искренне жалели несчастного брошенного банкира. ЕВР маслянел глазами, прикладывался к набриллиантенным пальчикам и совершенно переставал замечать няню. Типа вот она была и – нету!
Понятно, Ника переживала. Мужик, он же глупый, как карась в пруду, хоть и банкир, заглотит наживку по самые жабры, а пока распробует, все, поздно: у детей новая мать, в доме – законная хозяйка, а родную няню, умницу и красавицу, – на улицу. Живи как знаешь, хоть побираться иди!
Поэтому приходится быть начеку. Это в собственном доме в одиннадцать ночи. Нормально, да? Из-за этого к мужикам, запершимся в кабинете, у Ники возникло чувство закономерной классовой неприязни, которая еще чуть-чуть и перерастет в ненависть. Законы исторического развития общества, никуда не денешься.
Текучую же девицу, наоборот, было немножко жалко: пришла в гости, называется. К известному банкиру. Готовилась, наверное. Вон как раскрасилась, чисто Гена, не сейчас, конечно, лет десять назад… И сидит уже который час. Голодная, холодная, одинокая, глазами луп-луп, как зверушка из мультика.
За что боролись, как говорится. Вот к Нике никто как к мебели относиться не смеет. Потому что сама себе на жизнь зарабатывает. Честным трудом. Правда, и брюлликов поэтому не носит. Не нажила.
Вероника вздохнула и отошла от дверной щелки. Делать больше нечего, как за девицей подсматривать.
– Никочка, когда уже будем гуся есть? – Марфа дернула няню за рукав. – Скажи папе!
– Марфи, ты что, проголодалась? – строго осведомилась Вероника. – Гусь – для гостей. А пока они свои дела решат, вам уже в школу надо будет вставать. Так что птицу отец возьмет с собой в самолет. Холодным пайком.
– Ну, пожалуйста… – капризно заныла девочка. – Петька тоже хочет! И Дарик с Анжи! Мы же гуся с прошлого Рождества не ели! Все равно такого здорового они втроем не съедят!
– Почему втроем?
– Да потому что папа гусей терпеть не может!
«А, ну да, – вспомнила Ника. – Точно. На Рождество гусь почти нетронутым остался. Кажется, только Жан и ел. А потом, разумеется, собаки».
– Так вы же с Петрушей тоже не любите? – подозрительно спросила Ника. – Чего это вдруг на ночь глядя такая тяга к пернатым?
– Ника, ну… – Марфа заюлила. – Папа же утром уезжает, хоть попрощаться…
– Ясно. Надумали, что у отца выклянчить. Так? И надеетесь, что спать позже ляжете?
– Ну… – Марфа мечтательно вглядывалась в ближайший угол. – Почему взрослые такие? Знаешь же, как мы по папе скучаем. Сама же говоришь, скоро забудем, как он выглядит.
– Ладно. Схожу. Но если ваш отец меня из кабинета выставит, я не виновата. – И Вероника двинулась к плотно закрытой двери.
– Милочка, – возникла в дверях гостиной текучая малолетка, – а принеси-ка мне мартини со льдом, я просто засыпаю.
– Во-первых, детям пить вредно, – доверительно сообщила Ника в ответ на высокомерное «милочка» и «ты». – А во-вторых, можешь поспать. Не отказывай себе в этой малости! Тебе ж, наверное, нечасто это удается? – Девица от изумления просто стекла вниз, на паркет. Углами губ, глазами, руками и, что совсем странно, коленками. Даже тревожно за нее стало. – В кресле плед лежит, укройся.
– Тук-тук-тук, Евгений Викторович, можно? – Ника бочком протиснулась в узкую щелку, которую сама же и сотворила.
– Что еще? – ЕВР недовольно оторвался от бумаг. Вместе с ним на Нику уставились еще две пары глаз. Поначалу недовольных, но почти сразу заинтересовавшихся. Уж что-что, а качество мужского взгляда Ника могла оценить. Легко.
– Там дети…
– Что «дети»? Легли? Скажите – приду пожелать спокойной ночи.
– Да никуда они не легли. – Ника прошла в центр кабинета к столу. – Они… – Девушка оглянулась, не зная, как бы сказать про вожделенного гуся, чтобы гости не подумали, что в ЕВРовом доме жареная птица – дикая невидаль, из-за которой захлебывающиеся слюной домочадцы просто хлопаются в голодные обмороки и не могут уснуть.
![Воровская яма [Cборник]](/storage/book-covers/08/086ec5131cfee1e9284b895205abfa019c8ddf36.jpg)
