«Дальнейшее наше совместное существование не представляется мне возможным. Я улетаю, возможно, на другую планету, не ищи меня, прощай!
Уже не твоя Евдокия».
Федор тупо еще раз пробежал глазами записку и в задумчивости почесал в затылке пятерней. Все яснее вырисовывалась неприглядная перспектива унылого холостяцкого обитания.
— Нет, не понимаю, — пробормотал он, с тоской оглядывая квартиру, ставшую вдруг такой пустой и неуютной. — Просто не в силах понять, чего ей от меня еще было нужно? Я ли не семьянин? Домосед… Не пью, не курю, образ жизни веду самый благонамеренный. Каких только усовершенствований домашнего быта для нее не делал! Один кухонный комбайн «Мечта Лукулла» чего стоит! А мои роботы! Они же за нее все по хозяйству делали, пылинки сдували! И вот тебе… Черная неблагодарность! Не ищи! Ха! Ну, есть, конечно, и у меня маленькие слабости… Как говорится, и я человек… Допускаю, что бывал невнимательным… рассеянным… Моя работа, мои изобретения… Слишком мало времени уделял ей… Но нельзя же так сразу… Ухожу!
Федор поморщился и устало опустился в кресло перед своим рабочим столом:
— Эй! Эф-два! Немедленно ко мне!
На зов хозяина из мастерской появился несколько потрепанный пластикокибернетический робот — по внешнему виду, походке и модуляциям голоса почти точная имитация самого Федора, его двойник, помощник и, как считал сам Федор, его вторая «железная натура».
— Эф-два по вашему приказанию прибыл!
— Понятно, что прибыл, — проворчал Федор. — Когда я тебя отучу от этой казарменной привычки докладывать о пустяках? Лучше расскажи, что здесь произошло в мое отсутствие? Жена, видимо, догадалась, что ты — это не я? Так?
— Не знаю, хозяин. Я делал все, как вы приказывали — сидел за столом и перепаивал контакты четвертого блока вычислителя. Вы же сами говорили, что к вечеру установка должна работать, даже если у меня перегорят все предохранители.
— Правильно, говорил. Надеюсь, ты собрал все намеченные на сегодня узлы?
— Собрал, конечно.
— Отлично! Будем испытывать! А почему Евдокия взбеленилась? Рассказывай, как было дело?
— Она пришла, как и предполагалось по программе, в семнадцать сорок пять. Увидев меня в мастерской, вздохнула и сказала: «Уже пришел из института, умница! И все работаешь, Федя?»
— Ага! — довольно потер ладони Федор. — Значит, иллюзия мужа была полной. Она ничего не заметила! Продолжай!
— Я на ее реплику, согласно программе, ответил: «Тружусь, кисонька, тружусь! Ты бы сообразила чего-нибудь пожевать, а то мне некогда…»
— Правильно, а что же она?
— Она ушла на кухню. Семь с половиной минут щелкала клавишами комбайна, затем вновь вернулась в мастерскую и стала жаловаться на свою жизнь. Она сказала, что я, то есть вы, хозяин, ее не любите и никогда не любили, что вам наплевать, чем она живет и какие у нее чувства в данный момент. Она сказала, что уже скоро год, как вы, хозяин, обещали сходить с ней в театр…
— Как год? Разве на прошлой неделе ты не выводил ее в оперу?
— Хозяин, вы же сами отменили свое распоряжение относительно театра и приказали мне помогать вам ремонтировать усилитель к портативному исполнителю тривиальных желаний. Я был вынужден подчиниться.
— Хм! Да, запамятовал. Что она еще говорила?
— Еще она сказала, что уже три года вы вместе с ней не были в кино, что вы обещали поехать с ней в отпуск к морю, но уже четвертый год все свои отпуска торчите в институте со своими железками. Еще она сказала, что ее мама была права, когда советовала ей выходить замуж за Типунова, он, по крайней мере, женой бы дорожил больше, чем своими установками… Еще она сообщила, что вы погубили ее молодость…
— Стоп! Дальше я знаю. Сколько времени продолжался этот монолог?
— Хозяин, Евдокия Александровна говорила с небольшими паузами почти час — пятьдесят восемь минут.
— Солидно. А что делал ты в это время?
— Согласно программе, работал над узлами установки. Когда же ваша супруга делала в своей речи небольшие перерывы, чтобы, очевидно, отдышаться, я, как вы учили, бросал в ее сторону ласковые взгляды и говорил: «Потерпи еще немножко, дорогая. Кисонька, вот соберем эту установку, проведем полевые испытания… А там, глядишь, обязательно будем посещать филармонию, театры, а следующим летом обязательно, всенепременно, поедем отдыхать к морю. Уже немного осталось…»
— Что ж, вроде все правильно выполнил. И сколько же раз ты повторил эту реплику?
— Восемнадцать с половиной раз.
— Как? Почему с половиной?
— В девятнадцатый раз она не дала мне договорить до конца — влепила пощечину, разрыдалась, сообщив при этом, что я, то есть вы, хозяин, изверг, бегемот, бревно, бездушный идиот…
— Стоп! Короче! Опусти ненужные подробности, излагай суть!
— Всего, хозяин, она наградила вас семьюдесятью четырьмя эпитетами, двадцать восемь из них в моем словаре отсутствуют, и я хотел бы узнать, что они означают?
— О твоем образовании поговорим потом. С этим ясно. Что было дальше?
— Затем она хлопнула дверью, оставила в прихожей записку, которую вы держите в руках, и ушла из квартиры.
— М-да! — задумчиво протянул Федор. — Кто их поймет, этих женщин? Я ли ее не любил? Грустно… Установку-то хоть собрал?
