Юкио Мисима
«Ёробоси: слепой юноша»
Современная пьеса в жанре традиционного японского театра «Ноо».
Перевод Галины Ковалевой
_________________________________________________________________
Время: летний день с полудня до захода солнца.
Место: одно из помещений арбитражного суда.
Действующие лица:
Тосинори — слепой юноша
Сакурама Синако — член арбитражного суда
Кавасима — приемный отец Тосинори
Его супруга госпожа Кавасима — приемная мать Тосинори
Такаясу — отец Тосинори
Его супруга госпожа Такаясу — мать Тосинори
Поднимается занавес. В центре сцены на стуле сидит Синако, супруги Кавасима — слева, супруги Такаясу — справа.
Синако (привлекательная женщина за сорок, одета в красивое кимоно): Здесь ужасно душно. У нас даже нет вентилятора… (Пауза. Не зная, что делать, смеется). Вот так мы и работаем. Честно говоря, у нашего суда бюджет кот наплакал. Хотя звучит гордо — мы все члены арбитражного суда… (все сохраняют молчание. Пауза). Пожалуйста, вы можете начинать. Но не забывайте, что это — не место для ссор.
Кавасима: Это было так… так неожиданно для нас. Мы и думать не могли, что когда–нибудь встретимся с настоящими родителями Тосинори… Ведь прошло целых пятнадцать лет… Пятнадцать лет прошло с тех пор…
Г-жа Кавасима (вытирая платком слезы): За эти пятнадцать лет он стал нам родным ребенком…
Синако (глядя в свои бумаги): Если не ошибаюсь, Тосинори в этом году исполнилось двадцать?
Супруги Такаясу сохраняют молчание. Их внимание приковано к входной двери.
Кавасима: Да.
Г-жа Кавасима: Я помню все до мельчайших подробностей. У нас не было своих детей, и мы с мужем часто обсуждали возможность усыновления ребенка. Если бы мы решились тогда на это, то взяли бы самого обездоленного малыша и постарались сделать его счастливым.
Кавасима: Это случилось после войны, осенью, когда уже по вечерам дул холодный ветер.
Синако (листая свои бумаги): Вы встретили Тосинори в подземном переходе на вокзале Уэно?
Г-жа Кавасима: Да, я и сейчас все хорошо помню. Мы увидели беспомощного слепого ребенка. Он был одет в лохмотья и попрошайничал. Сидел на грязной циновке рядом со своим оборванным хозяином… Я взглянула на него и сразу поняла, что мальчик должен стать нашим… Хотя его глаза были повреждены, у него были красивые брови и светлое благородное лицо. В грязном вонючем переходе вокруг ребенка было какое–то сияние. Он выглядел принцем.
Кавасима: Я заплатил его хозяину, сколько он просил, и мы забрали ребенка. Его прирожденное благородство стало очевидным, когда мы привели его домой и вымыли в ванне. Мы накормили его, уложили спать. И уже со следующего дня стали пытаться вернуть ему зрение. Это единственное, что нам не удалось сделать для него до сих пор. Его глаза обожгло огнем, когда он метался в панике во время воздушного налета.
Г-жа Такаясу: (словно в муках обращается к Синако): Дайте нам его увидеть поскорей.
Такаясу: Может, мы сначала послушаем, что они говорят?
Г-жа Кавасима: Он ведь был всего–навсего ребенком, и нам трудно было понять из его слов, что произошло на самом деле. Он сказал, что его дом сгорел во время воздушного налета. Скорее всего, именно тогда он потерял родителей, и с тех пор ему пришлось жить в зависимости от чужих людей. Нам было так жалко его. Это было ужасное время. Но мы старались делать для Тосинори все, что могли, он не знал ни в чем отказа.
Синако: С тех пор прошло пятнадцать лет… Тосинори привязался к вам?
Г-жа Кавасима: Конечно…
Синако: Вы не замечали ничего необычного в его поведении? Может быть, он бывал странный или равнодушный?
Г-жа Кавасима: Нет, разве что немного избалован.
Кавасима: Скажи им всю правду. Честно говоря, в его характере есть одна особенность. Он словно находится в какой–то плотной оболочке, которую мы не в состоянии разрушить.
Г-жа Такаясу (в раздражении): Он совсем не такой!
Кавасима: Откуда вам знать? С вами он был первые пять лет, когда еще мог видеть. К несчастью, его странные особенности проявились, когда он ослеп.
Г-жа Такаясу (плачет): Бедный мальчик! Бедный мальчик!
Такаясу: Что вы имеете в виду, когда говорите, что не можете его понять?
Кавасима: Это трудно объяснить в нескольких словах. Ну, например… Его никогда ничего не трогает эмоционально. Когда мы сказали ему, что нашлись его настоящие родители, он никак не отреагировал. И когда мы шли сюда, он был совершенно равнодушным. Но иногда его возбуждают совершенно простые вещи, и он становится неуправляемым.
Г-жа Такаясу: Тосинори совсем не такой. Если он увидит нас…
Кавасима: Разрешите напомнить вам, что он слепой.
Г-жа Такаясу: Нет, как только он услышит наши голоса, его сердце растает, он станет самим собой, добрым и нежным. Ведь за эти пятнадцать лет не было ни одного дня, когда бы я не думала о нем. Вы все эти годы жили с его телом, а я — с его душой… Мы вроде бы смирились с его смертью. Устроили похороны, поставили памятник. Но и тогда что–то мешало поверить в то, что его больше нет с нами. Мы с мужем ходили на вокзал Уэно искать его среди беспризорников… А Тосинори уже был у вас. Все эти пятнадцать лет нас преследовали только две мысли: наш ребенок жив и наш ребенок умер. Когда мы ходили на его могилу, заросшую красным миртом, нам казалось, что он жив. Когда видели грязные лица беспризорников, нам казалось, что он умер. Мы жили двумя чувствами: надеждой и отчаянием. Словно, не понимаешь, где находишься, — на ярком солнце или в тени. Когда стоишь в тени, тебя слегка касаются лучи солнца, а находясь на солнце, не можешь забыть о пугающей тени. Если мы видели облачко над морем, нам казалось, оно похоже на нашего ребенка. А когда возле нашего дома раздавался голос соседского малыша, мы замирали, думая, что это наш Тосинори. Когда в саду распускались цветы, мы не знали, что с ними делать: нести на могилу или украсить ими пустую комнату сына… И… Вы не представляете, каким шоком для нас был узнать, что все эти годы о нем заботились Кавасима.
