Напрямую, в лоб, шли двое. Третий атаковал справа. Еще один наступал слева. Всеволод вертелся ужом, уворачивался, уклонялся, парировал удары длинными тяжелыми клинками. Держался. Пока держался...
Но четыре меча супротив двух – не шутка. Двух, потому как Всеволод – из особых воев. Обоеруких. Опасных и в одиночном бою, и в сплошной рубке рать на рать. Такие, как Всеволод, обычно идут впереди дружины. Перед стеной щитов. Чтоб хватало место для размаха, чтоб ничего не мешало сверкающему булату описывать смертоносные круги. Или прут в одиночку против двух-трех противников. Или четырёх, как сейчас...
Конечно, при необходимости Всеволод мог драться и одной рукой – одинаково ловко хоть правой, хоть левой, – во второй сжимая щит. Но все же не для того он обучался двуручному бою, чтобы прятаться в сече за увесистой доской, обтянутой кожей и обитой металлом. Щит укрывает, но и отягощает, лишает легкости и скорости, делает воина неуклюжим и неповоротливым. Снижает количество пролитой вражеской крови вдвое. Как минимум вдвое. А это непозволительно, если ворогов больше. Нет, задача обоерукого – быстро и верно разить супостата с обеих дланей. А уж коли потребуется, то и лучший щит для обоерукого – меч.
Два меча.
И вот... Клинки со свистом рассекают воздух. Пляшут. Звенят. Долго уже. Очень. Противники – опытные, тренированные, из самых лучших. И действуют четко, грамотно, слаженно. Жестко. Обходят, прижимают щитами. Рубят и колют мечами.
Главное – не пустить никого за спину. Всеволод не пускал. Отступил к дубу – кряжистому, разлапистому великану. Ствол в три-четыре охвата надежно прикрыл тыл. Тут уж не обойдут. Никак.
Плохо только, что усталость дает о себе знать. Привычная тяжесть доспехов уже не просто ощущается – давит. Будто из толстых свинцовых блях броня кована. Да и рука... обе руки утратили былую легкость, немеют от бесчисленных сокрушительных ударов. Своих и чужих, принятых на свои клинки. Но ведь и противники тоже подустали. Не так яростно наскакивают, как попервоначалу. Дышат под шеломами тяжко. Даром что вчетвером на одного.
Ладно, пора кончать забаву. Тот, что слева, вылезает вперед дальше других. Открывается в замахе больше, чем следовало бы.
Всеволод спиной оттолкнулся от дуба, скользнул меж двумя клинками...
Сухо и сильно – даже в шлеме слышно – ударила сталь в дерево. Заметный след останется теперь в крепкой дубовой коре.
...в ложном выпаде поднырнул под третий...
По наплечью чиркнуло. Слегка задело, самую малость. Не страшно.
...и, резко уйдя влево, ткнул под чужое зерцало. В брюхо замахивающегося мечника.
Животы нападающих защищают нижние пластины панциря. И кольчужная рубашка защищает тоже. И толстая поддоспешная куртка. Но Всеволод бил-колол тяжелым мечом во всю силу.
Как учили.
Противник отшатнулся, охнув. Обрушивающийся в ответном ударе клинок ушел в сторону.
Всеволод добавил. С другой руки. Вторым мечом. Сверху вниз. Да наискось. Да по закрытому шелому с полумаской.
На гладкой полированной поверхности стального купола явственно обозначилась вмятина. Оглушенный противник рухнул навзничь.
А Всеволод уже уходил от запоздалых ударов, путая смешавшийся вражий строй. Щиты нападавших стукнули друг о друга, не дали успеть, помешали достать.
Безрезультатно рассекли воздух клинки.
Один, второй... Скрестив свои мечи, Всеволод поймал меж ними оружие третьего противника. А поймав – вывернул, выковырнул из уставшей кисти.
Меч упал.
Щит остался. Но что такое щит без меча?
Миг – и подле оброненного клинка в притоптанной траве распластался его хозяин.
С двумя оставшимися ратниками расправиться было проще. Два меча против двух мечей – это ж поровну. Ну, почти. Даже если одну пару держит один обоерукий боец.
Двигался Всеволод быстро, резво, будто и не уставал вовсе. На самом деле – вкладывал в боевой танец последние силы.
Обошел, обскочил медлительных воев с тяжелыми щитами. Слева. Его обойти не смогли. Он – смог.
Ближайший противник замешкался, не поспевая за скорым соперником. Развернулся. Прикрылся впопыхах. Но не так, как нужно. Тяжелая полоска стали свистнула над верхним краем щита, обрушилась меж бармицей и наплечником.
Еще прежде, чем осел третий ратник, на четвертого – последнего – обрушилось сразу два меча. Защититься он сумел только от одного.
Теперь в траве лежала вся четверка.
– Все! – хрипло выкрикнул Всеволод.
Бросил наземь мечи – простые, тупые, без изысков, без насечки, без заточки, специально для воинских упражнений кованные. Но при этом – точная копия его боевых клинков. И по длине, и по весу, и по форме.
Всеволод потянулся снять шлем.
Водицы бы сейчас испить! Родниковой! Холодной! Сладкой! Хоть глоток!
Двое поверженных противников, кряхтя и пошатываясь, поднимались на ноги сами. Двоих из-под дуба уносили отроки из молодшей дружины.
За строй ратников, наблюдавших схватку, за осиновый частокол сторожи, к травнику и костоправу дядьке Михею уносили.
Все...
– Не все! – властно прогремел за спиной знакомый голос.
Всеволод обернулся. Ох, худо! Водицы ему сейчас никто не поднесет. А вот что поднесут вместо нее и за какую такую вину – Бог весть.
