Елизавета отправилась на прогулку ранним утром – тайком, никому из приближенных не сказав ни слова, и теперь нисколько об этом не жалела – упивалась полной свободой. Ночью прошел сильный летний дождь, воздух был свеж до прозрачности и, казалось, звенел, любимый Геркулес галопом несся по мелководью, брызги летели из-под копыт, блестели всеми цветами радуги, и настоящая радуга стояла высоко в небе, над верхушками далекого леса, и волосы развевались, и она припадала к гриве коня, почти касаясь ее щекой, и пришпоривала его, чтобы летел еще быстрее, и хохотала безудержно, и не могла остановиться – так переполняло ее веселое, отчаянное счастье…
Не то чтобы исчез ее смех бесследно, нет, он оставался в ней, прятался на дне ее темных глаз, в уголках тонких губ, в насмешливой улыбке, но никогда уже не прорывался так легко, с таким весельем и беззаботностью. Что-то темное и беспокойное поселилось в ее душе, и иногда она и сама пугалась, думая о том, какой становится – медленно, исподволь.
– Грех чую в себе, – говорила она полушепотом духовнику, – большой грех. Бояться я стала…
Да, она хорошо знала имя того, что отныне жило в ее душе и не покидало даже по ночам, наоборот, ширилось, росло, захватывая ее всю, – СТРАХ. Страх был такой, что становилось дурно, и она, не желая звать наперсниц, принималась беспокойно расхаживать по комнате – взад-вперед, кругами, из угла в угол, – пока наконец под утро, обессиленная, не засыпала.
Теперь она часто вспоминала то последнее счастливое лето – тогда и батюшка, и матушка были живы, а она купалась в роскоши и любви. Она прекрасно знала, что именно ее великий российский самодержец любит больше всех своих детей, и очень часто, очень открыто и очень мило этим пользовалась – с самого детства и до самых последних дней его жизни. Она и сама любила его – больше, пожалуй, чем и матушку, в чем теперь горько сознавалась на исповеди. «Утешь меня! – словно умоляли священника горячие темные глаза. – Утешь, успокой, скажи, что матушке хорошо на небесах и она не в обиде на меня…» Она истово молилась, она каждый день ходила в церковь и всегда делала пожертвования, она бы все свое состояние пожертвовала на храм – вот только жертвовать уже было, по большому счету, нечего.
Да если бы только это… Безусловная претендентка на российский престол, после смерти отца и матери Елизавета оказалась в отчаянном положении. Выяснилось, что интриги и козни царедворцев, о которых предупреждал отец и к которым пыталась подготовить ее мать во время краткого своего правления, и правда так запутанны и коварны, а желающих править Россией – великое множество, и о законном праве на престол законной дочери Петровой они и помышлять не хотят. Более того, грезят отправить эту самую законную дочь в буквальном смысле куда подальше – и спасибо, что замуж за европейского монарха, а не в отдаленный монастырь в сибирской глуши…
