Поначалу Бага вообще ничего не понял. Это уж потом он сообразил, что тут не обошлось без Коричневого Человека. Ведь и правда, встретил он эту образину, встретил у перевала, где три ручья, как будто нарочно, гад, поджидал. Вообще-то в городе Клохе Коричневого Человека почтительно называли горным эльфом, но Бага давно подозревал, что это обычный пещерный тролль с самомнением и больше ничего. Разве нормальный эльф будет день и ночь слоняться по горам, да еще в таком непотребном виде? В коричневом коротком плаще, из-под которого торчат кривые и волосатые голые ноги — не будь он духом, его давно побили бы за такое безобразие, — с капюшоном, надвинутым на лицо, так что видно только рыжую бороду дощечкой. Еще говорят, что тот, кто увидит его глаза, умрет. Видимо, от смеха, — добавлял про себя Бага. Ну чего ужасного может быть во взгляде придурка, который только и умеет, что колотить палкой по скале и кричать «Ха-ха-ха!» в ответ на любой вопрос или приветствие? Обут он в деревянные башмаки, которые так гулко стучат по каменистым тропам: туп-туп-туп. Иной раз в туман, или в дождь, или в сумерки идешь по горе, а сзади: туп-туп-туп. Оглянешься — никого нет. А все равно: туп-туп-туп. То спереди, навстречу, а то вдруг сразу сзади, догоняет. Видеть эту нелепую фигуру не так жутко, как только слышать на совершенно пустой дороге: туп-туп-туп…
Говорят, что Коричневый Человек охраняет сокровища гор от неправедных рук. Ну и пусть себе охраняет. Самому Баге до всех этих сокровищ было меньше дела, чем до вороны, сдохшей в прошлом году. Он и шел-то всего-навсего к старому Джеку-угольщику договориться о новой поставке. Запасы в кузнице подходили к концу, а дожидаться очередного базарного дня, когда Джек умоет рожу и придет в город выпить яблоневки, было некогда.
От перевала Трех Ручьев до Джековой хижины оставалось всего ничего, и вот тут-то Коричневый Человек Баге и повстречался. Шел он, как всегда, колотя тяжелой суковатой палкой по выступам скалы вдоль тропы — конец палки уже был весь измочален — и выкрикивал свое «Ха-ха-ха!», ни к кому не обращаясь. Ну, не чучело ли? Однако, Бага вежливо поклонился и даже сказал «добрыйдень», так как Коричневый Человек — все-таки дух, хоть и полный болван. Он даже, как положено, посторонился, чтобы пропустить стража перевала вперед. Но тот не пошел дальше, а остановился прямо посреди тропы и, надо думать, уставился прямо на Багу. Если, конечно, ему самому что-нибудь видно через капюшон, потому что снаружи не было видно не только глаз, но даже его носа.
На всякий случай Бага еще раз поздоровался и опять поклонился — может быть, их дух-оригинал не расслышал с первого раза. Надо ему прощать маленькие слабости: все-таки местная достопримечательность. А тот все стоял, слегка постукивая разбитым концом палки по каменистой тропе, и Бага тоже не мог идти, пока Коричневый Человек не освободит дорогу.
— Хорошая сегодня погодка, не правда ли? — буркнул Бага. Взять любезный светский тон у него совсем не получилось, но надо же было хоть что-то сказать. Да и какие манеры у кузнечного подмастерья, тем более полукровки? — Так это… Гуляете?
«Чтоб тебе провалиться! — добавил он про себя. — Ишь, стоит, точно корни пустил! Пьяный, что ли?» Коричневый Человек не отвечал, не говорил даже своего «ха-ха-ха», и Бага все сильнее злился. Хоть Коричневый Человек и болван изрядный, но все-таки настоящий дух, и от его внимания никому хорошо не будет. У Баги уже ныли ноги от желания поскорее свалить отсюда, но считалось невежливым уходить раньше Коричневого Человека, сначала следовало дождаться, пока он скроется из виду. А он вот не желает даже с места сдвинуться, как прирос!
— Так это… Я не знаю, что вы такое задумали, ваша милость! — опять заговорил Бага, у которого аж шерсть на загривке топорщилась от досады и нетерпения. Он не так чтобы боялся, но уж очень противно было стоять и ждать, пока сумасшедший дух окончит тебя разглядывать, и непонятно даже, что он там себе думает в своей дурацкой голове! — Только если вы насчет меня сомневаетесь, то напрасно. Я не за топазами и алмазами в каменных пещерах охочусь, мне до них и дела-то никакого нет, как и до жемчужин в море полуденном и до звезд, сияющих на черном бархате небес! — Эту белиберду он запомнил из песни, которую пел на празднике Имболг один пьяный менестрель, случайно забредший в «Ущербную Луну». — Я — честный кузнечный подмастерье из Клоха, иду к Джеку насчет угля, знаете небось старого пьянчугу, он вон на той горке у вас живет. Вот я к нему и иду. Хозяин велел, между прочим. Мастер Гаахт, сын Хокнука.
Коричневый Человек молча слушал все это, так же постукивая палкой, и все не уходил.
— Хозяин послал! — с нажимом повторил Бага. — И он, между прочим, мне загривок не почешет, если я полдня тут буду прохлаждаться. И если вы, ваша горная милость, думаете, что я тут по какому-нибудь нечестному делу, то зря! Если я полукровка и полуорк, то это еще не значит, что на меня надо всех дохлых крыс вешать! Так не будете ли вы любезны отправиться дальше, куда вам будет угодно, или вознестись на небеса, или нырнуть в ручей, или провалиться под землю, но уж как-нибудь дать мне пройти!