Странно, что я еще живу. Странно, что могу еще чувствовать, желать чего-то.
Я стара. Мой путь — путь угасания, путь в ничто. Но я была стара всегда, я всегда жила и знала, что всегда буду старой, потому что всегда просто буду. Опять и опять возвращаюсь к этой мысли, и моя неспособность управлять сознанием означает, что пришел конец. Сейчас? Конец наступил, когда возникла последовательность событий — время. Неумолимое время, беспощадное время, которое сильнее меня и несет, и тянет меня туда, где меня не будет.
Конец. А что было началом? В прежней жизни я об этом не задумывалась. Я была бессмертной, к чему мне было измерять жизнь ограниченными отрезками?
Мне так хочется вспомнить, понять, как жила прежде, но я знаю, что это невозможно, потому что жизнь моя была тогда бесконечно сложнее, чем я могу сейчас представить, я угасаю, и с этим ничего не поделаешь, и теперь я помню и понимаю лишь ничтожную долю того, что могла помнить и понимать в прежней жизни. Когда я была не одна.
Но я помню главное и не забуду, пока не исчезну. Последней будет мысль о них, равных мне знанием и мудростью. Почему? Почему они играли в игру, которая стала их — и моим — концом? Они появились во мне когда я этого захотела…
…Они появились, когда Джеф захотел выпить кофе. Он видел уходящий вниз от него амфитеатр пультов и стриженые затылки операторов. Каждый из них был человеком и в то же время обыкновенным датчиком, без которого не обойтись в сложной системе. А он, Джеф, был на сегодня главным датчиком и чувствовал себя хозяином, стоящим над рабами. Приятное ощущение, минутное, конечно, и сейчас бы еще чашечку кофе.
Кофе уже несли, и в этом не было никакой телепатии. Через час он подумает об обеде, и принесут обед. Система.
Он снял с подноса чашечку, поставил ее перед собой на чуть наклоненную поверхность пульта и увидел, как в нижнем ярусе мониторов, пульт второй слева, оператор Хьюз, замигал желтый сигнал. Джеф бросил взгляд на экран общего слежения — огромный, во всю переднюю стену операторного зала. На экране была привычная мешанина из сотен белых звездочек, двигавшихся по обычным для спутников дугам большого круга. Все объекты были опознаны, классифицированы, велись нормально. Желтым сигнал продолжал мигать, и Джеф Перебросил тумблер селектора.
— Первый, — сказал он.
— Сорок второй, — доложил о себе Хьюз, и Джеф увидел сверху, как он подался вперед, ближе к дисплею. — В секторах обзора появилось несколько неклассифицированных объектов.
Секторы обзора вели дальние подступы к Земле. Самые дальние, на пределе возможностей радаров станции Питерсберг. От восьми до десяти тысяч миль.
— Точнее, сорок второй, — недовольно сказал Джеф. — Сколько?
— Было семь, — спокойно отозвался Хьюз. — Сейчас уже восемь.
— Звездочки?
— Нет, кресты. Уже девять.
Звездочками на дисплеях высвечивались активные объекты, которые улавливались по их радиопередачам. Кресты — объекты пассивные, поймать их удается по отраженным сигналам, задача эта сложная, особенно если спутник специально делают из сплавов, плохо отражающих радиоволны.
— Беру картинку, — сказал Джеф.
Экран монитора перед ним почернел, в правом верхнем углу появились цифры с номером квадрата и величиной углового разрешения. В центре — неяркие белые крестики, их было десять («уже десять», — отметил Джеф), и лежали они довольно кучно, в пределах одного градуса дуги. Новый крестик вспыхнул почти в центре неправильного овала, образованного десятью другими.
Не отрывая взгляда от картинки на дисплее, Джеф допил кофе. Двенадцатый крестик вспыхнул на границе овала. Джеф набрал на пульте кодовые обозначения, обратившись к компьютерам Пентагона с запросом о запусках кассетных спутников. Последовала минутная заминка — системы связи между базой и столицей проверялись на прослушивание, потом шла сверка кодов, контроль правильности обращения запроса, правомочность самого запроса и еще несколько стандартных проверок, которые предшествовали выдаче центральным компьютером секретной информации. Тем временем в глубине овала загорелся тринадцатый крестик.
Ответ, вспыхнувший на дисплее, заставил Джефа пожать плечами. «Запусков, соответствующих запросу, не производилось, — бежали буквы. — Сообщите причину запроса».
Джеф вызвал комнату отдыха — его подменяющий, майор Конвой, скорее всего, читал сейчас газеты, растянувшись на диване. В отличие от Джефа Конвой был потомственным военным и имел твердое намерение дослужиться до генерала. Конвей был неплохим офицером, но внутренняя разболтанность, свойство скорее натуры, чем воспитания, не позволила ему дослужиться в свои тридцать восемь лет хотя бы до полковника. Отец Конвея, говорят, неплохо проявил себя в Корее, дед плавал на какой-то посудине в Атлантике, пока ее не потопили немецкие субмарины, а один из прадедов — но это, вероятно, был фольклор — воевал под началом самого генерала Гранта.
Конвей явился меньше чем через минуту. Джеф успел только передать запросы станциям слежения на Аляске и Гаваях. Конвей молча встал за спиной, делая свои выводы, и Джеф немного расслабился. «Сейчас, — подумал он, — все разъяснится и окажется, что это кто-то из гражданских запустил научную аппаратуру без согласования с военным ведомством». Редко, но такое все же случалось.
![Расследования Берковича 7 [сборник]](/storage/book-covers/03/0383a316dc5c525eb624f6e042ca718641bee739.jpg)
