— Кэрри, на минутку, могу я с тобой поговорить?
Кто это ее зовет таким дрожащим голосом? Кэрри Маккой обернулась — и просияла, глаза ее, цвета жженого сахара, вспыхнули радостью. Она как раз размещала по списку свадебных гостей — кому где стоять, чтобы всем было удобно, чтобы все красиво смотрелось. Охапки великолепных цветов в церковном приделе вдохновляли ее. Взволнованная, Кэрри осторожно подобрала подол матово мерцающего белого платья и пошла навстречу подруге.
— Доброе утро, Марсия. Ты что — тоже нервничаешь? Не надо, не надо, это уж оставь для меня, мне полагается. — И засмеялась от всей души. — Чудесный день для свадьбы, а? Наверно, я роль традиций преувеличиваю, но знаешь, мне всегда хотелось выйти замуж именно в июне. Погода-то какая! Мы все так старались, чтоб уж полная уверенность — все пройдет на высшем уровне! Платье у тебя с собой? А туфли? Удобные, не подведут? Стоять ведь долго придется. Представляешь, если соло миссис Минтнор затянется, как вчера вечером на репетиции… — И запнулась на полуслове, заметив, наконец, какое у подруги лицо. — Что-то случилось?
— Пожалуйста, давай выйдем отсюда. — Взгляд Марсии Голлэтин скользнул по грудам роз и гладиолусов, перебежал на открытые двери, ведущие к большому церковному алтарю… Она как-то странно сморщилась и шагнула к выходу.
Придерживая пышные юбки, Кэрри поспешила за ней — Марсия широко распахнула створки, пропуская ее.
— Что с тобой? Ты не заболела? — Кэрри озабоченно разглядывала лицо подруги; непроизвольно коснулась ее щеки — влажная… — Ты… ты, может быть, пришла сказать, что неважно себя чувствуешь и не будешь подружкой невесты? Так ты не беспокойся, мы отлично все устроим, кого-нибудь найдем…
— Нет, не то. — Марсия взяла ее за руку. Что это у нее зажато в пальцах? Какой-то конверт, белый, маленький…
— Есть здесь кто-нибудь с тобой, Кэрри? Сестра?
— Джинни, Брет и дети приедут через несколько минут. Малышка Нэнси так волнуется — ей цветы поручено нести. — Кэрри сделала выразительный жест в сторону церкви. — Папа там, с преподобным Минтнором, — звуковую систему проверяет. Ты же его знаешь — обязательно во все вникнет и устроит суматоху, мы даже специально прибыли с запасом времени. Ну и я, ты меня тоже знаешь: я вообще люблю всегда рано приходить, а уж на собственную свадьбу…
Она уже почувствовала, что говорит лишнее, что надо бы остановиться… Но выражение лица Марсии не давало, рождая смутную тревогу.
— Да-да, знаю, — пробормотала та. — На это и рассчитывала. — И с набежавшими на глаза слезами протянула маленький белый конверт.
— Роберт?! — вскрикнула вдруг Кэрри, дыхание у нее перехватило от ужаса. — Что, что с ним? Что случилось?..
— Ох, Кэрри! — Марсия залилась в три ручья, даже всхлипывала. — Прости, прости меня! Мне так… так жаль, что я… что именно я принесла тебе это!.. — Рыдая и спотыкаясь, она побрела к почти пустой стоянке, мгновенно залезла в машину и тут же уехала.
Изумленная, Кэрри стояла и смотрела ей вслед. Чтобы Марсия — и в таком состоянии… Никогда не видела! Даже в последних классах школы, когда эмоциональные взрывы у многих случались то и дело, Марсия отличалась завидной уравновешенностью. Должно быть, произошло что-то ужасное… Ноготок ее, со свежим маникюром, ловко поддел клапан — конверт открылся; выпал сложенный вдвое листок белой атласной бумаги. Кэрри поспешно расправила его — что там?.. Быстрый взгляд пробежал несколько слов, написанных четким почерком Роберта Голлэтина: «Я не могу на тебе жениться, прости»…
Она замерла — и стала читать снова и снова, пытаясь осознать, привыкнуть… Шок оказался слишком сильным; в конце концов Кэрри просто застыла на месте, уставившись на белый гладкий листок. Написанные слова — то есть подлинный их смысл — стали наконец доходить до сознания, и девушку будто окатило тошнотворной волной ужаса. Он… не может… на ней жениться?! Почему?.. Никаких объяснений, никакой причины… Брошена! Мужчина, которого она любила, вышвырнул ее, как вчерашнюю газету. Руки ее бессильно повисли вдоль тела, невидящий взор устремился куда-то вдаль…
От легкого ветерка чуть покачивались и кивали тяжелые головки цветов на кустах гортензий, обрамлявших с обеих сторон кованые железные перила. Вздыхали и клонились книзу сосны, выстроившиеся вдоль дорожки, ведущей к входу в церковь; но Кэрри ничего не видела. Порыв ветра поднял складки ее воздушной белой юбки, закрутил прозрачную вуаль…
Автоматически она поймала одной рукой вуаль, опустила другую вниз, прижала юбку. Зашуршала у нее в руках бумага… Ах да, конверт… какой он белый… Она отвела руку с конвертом и все смотрела на нее, а в голове беспорядочно проносились сумасшедшие мысли, обгоняя одна другую. Вчера, только вчера вечером она видела его на репетиции. А потом они сидели рядышком за обеденным столом — принимали поздравительные тосты от членов семьи и от друзей. Он не произнес ни слова о том, что не может… не может на ней жениться. Правда, он вообще вряд ли вымолвил хоть слово. На репетиции было так шумно, а это не того рода объяснение, которое происходит за шампанским, когда поднимают бокалы за счастье…