В первый момент я просто не поняла, что случилось. Мысленно прикидывала, какую сумму из моего кошелька позволительно истратить в питомнике на приобретение саженцев и цветочной рассады. Так, чтобы спокойненько дожить до зарплаты, не залезая в заначку. Хотя бы на этот раз. Задача не из легких, ибо я не помнила итоговый остаток денежных средств в кошельке после недавнего похода в универсам. Сборы в дорогу были вынужденными и слишком поспешными. Большой удачей считала уже то, что удалось не забыть дома сумку с деньгами. Кажется, я бросила ее на заднее сиденье…
Женщина буквально выползла на обочину из придорожной канавы, принарядившейся в легкий наряд из нежно-зеленых кустов. Встав на колени, пару раз качнулась и тут же ткнулась головой в грязную лужу — плачевный результат недавно прошедшего ливня. Угрозы захлебнуться не было, женщина медленно и удачно свалилась левой стороной на прибрежную полосу. Не то чтобы совсем на сушу (грязь все-таки), но и не в воду. Я успела за нее порадоваться. Опасная вылазка хоть и вышла ей боком, но в хорошем смысле. Будь я на ее месте, непременно бы ударила лицом в грязь.
Плавно притормозив, Наташка остановила машину метрах в пяти от женщины и бодро проорала в открытое окно:
— Ну и как водичка?!
Ответа мы не дождались. Моего соображения хватило, чтобы осознать — женщина, частично пристроившаяся в луже, делает большую ошибку. После предварительного марш-броска из канавы по-пластунски ей ни за что не отстирать белые брюки и легкую светло-коричневую кофту. Даже с дюжиной флаконов «Ванишей».
— Дурной знак на дороге, хотя на бомжиху не похожа, — с сомнением проронила Наташка, раздумывая, стоит ли вылезать из машины, чтобы познакомиться с женщиной поближе. — Похожа на приличную бабу, нализавшуюся до неприличия. Только непонятно где. Судя по тому, что здесь нет съезда в лес, палаточный городок безлицензионной торговли спиртными напитками рядышком не маскируется.
— Может, ее кто-то по дороге потерял? Случайно выпала, ну и укатилась в кусты. Там тенечек.
— Ну да! Под проливным дождем самое оно, в тенечке.
— Наталья, она очень плохо лежит, еще захлебнется. Надо помочь.
— Я не приучена подбирать все, что плохо лежит. И не уверена, что в моей машине ей будет лежаться лучше, чем на свежем воздухе, у меня чехлы новые. Проснется, умоется, благо вода под носом. Ну или хотя бы глаза продерет. Потом пробежит пару километров до поворота на основную трассу, и нормалёк. Место красивое. Слышишь, птички поют?
— Это воробьи.
— Ну и что, скажешь, они не птички? Это курица не птица, а вот баба в таком состоянии точно — не человек.
И к Ольге опаздываем, а следовательно, и в питомник. Кажется, он до шести работает. Вот невезуха! Вылезай, я одна с ней не справлюсь.
При нашем приближении женщина даже не пошевелилась. Как лежала на боку с поджатыми под себя коленями, так и осталась лежать. Левая сторона лица покоилась в грязи, правая прикрывалась рукой, волосы мокли в луже. Тревожный Наташкин вопрос, не напоминает ли она мне кого-нибудь, я оставила без ответа. Ясное дело — напоминает, только мне срочно потребовалось в этом разубедиться.
В связи с отсутствием подходящих аргументов непрерывно долдонила одно и то же: «Этого не может быть!» Сделала небольшую паузу только тогда, когда осторожно, словно опасаясь разбудить несчастную, отвела безвольную руку от ее лица и тут же выронила от дикого Наташкиного выкрика: «Ольга!!!» Упавшая в воду рука бедняжки организовала небольшой всплеск в успокоившейся было луже, но сама Ольга оставалась неподвижной. Где-то даже и хорошо…
Предоставив подруге высказаться трижды, вернее, проорать хорошо знакомое имя хорошо знакомой женщины, я вновь забубнила: «Этого не может быть». Если очень верить во что-то, обязательно сбудется. Но кошмарное видение не исчезало. Даже несмотря на то что я с силой зажмурилась. Наверное, сама себе не верила или верила, но плохо.
— Ирка! У тебя совесть есть?
— Есть, — оторвалась я от своей скороговорки. — А зачем она тебе?
— Мне она на фигне нужна, своей с избытком хватает. Это тебе самой от нее пинок нужен. Разуй глаза и помоги. Слава богу, Ольга жива! Теперь не угробить бы. Поверхностных повреждений не видно. Вернее, видно, но мне их видеть совсем не хочется. С правой стороны головы у нее какая-то блямба. То ли кровавая шишка, украшенная спутанным комком волос, то ли… Мама дорогая! Не знаю, что с ней. Бли-ин! Знала бы, прихватила с собой болотные сапоги Бориса. Или, на худой конец, ласты.
Я сразу «прозрела» и бесстрашно шагнула в лужу. Только зря. Наташка сказала, что помимо совести надо обладать еще и разумом. В отличие от меня у подруги его имелось с запасом, он-то и указал ей мое место — у Ольгиных ног.
Изрядно вывозившись в грязи, мы с трудом вытащили Ольгу на более-менее приличное место и уложили пластом. Лицом вверх, ноги вытянуты, руки по швам. Только она результата нашего благодеяния не осознавала. На ум пришло выражение: «Жизнь еще теплилась в этом…» Нет, тщедушной Ольгу не назовешь. Стройная женщина, как говорится, все при ней. Приставшая грязь не считается. Просто дышала она как-то странно — поверхностно и прерывисто. Серые глаза с удивительно узкими зрачками смотрели прямо в голубое солнечное окно — небольшой прогал, неожиданно появившийся между серыми тучами. Бестолково суетясь рядом, я несколько раз пыталась избавить Ольгу от солнечного луча, прямой наводкой бившего ей прямо в глаза. Но, похоже, она в этом не очень-то и нуждалась. Зрачки на явное изменение яркости освещения не реагировали должным образом. Цвет ее лица, слишком бледный, тоже был далек от нормы.
