Юлиан Семенович СЕМЕНОВ
ДУНЕЧКА И НИКИТА
- Идиоты, - сказал Никита. - Пустите, спать хочу.
Он лежал на кровати одетый. Он лег под утро, потому что всю ночь просидел над книжками по актерскому мастерству. Голову он накрыл подушкой, чтобы не слышать шума с улицы. Улица просыпалась рано. Дворник сонно переругивался с милиционером и громко шаркал метелкой по сухому тротуару. В доме напротив, на втором этаже, в третьем окне слева, мальчик в очках садился за рояль по утрам и наяривал гаммы. Никита часто разглядывал его в бинокль. У очкастого мальчика были короткие пальцы и веснушчатый нос. Никита его ненавидел.
Степанов снова тронул Никиту за плечо.
- Ну? - спросил Никита из-под подушки. - Чего?
- Вставай.
- Гады вы все. Мучаете человека.
- Мы привели Дуню, - сказал Степанов.
Никита сбросил подушку, сел на кровати и стал тереть лицо. Он тер лицо обстоятельно, разминая мышцы по системе йогов.
- Все-таки да? - спросил он.
- Что я могу поделать?
- Когда?
- Назначили на десять утра.
- Кто судья?
- Черт его знает. У тебя нет ничего выпить?
- Нет, потому что пить нехорошо, если сражаешься или когда пишешь. Так, кажется, у Папы... А я сегодня сражаюсь. Ну-ка, стань. Колоссальный прием... Протяни левую. Захватываю у кисти, понял? Рывок на себя, ногу вперед с резким выбросом - и ты в партере.
- Я, милый, на галерке.
- Слушай, у меня сегодня зачет по драке, а может, еще консультация по мастерству. Что я стану делать с Дунькой?
- Нам ее не с кем оставить.
- А как ее будут делить?
- Отстань, а?
- В холодильнике есть прекрасный квас. Хочешь? Могу выдать.
- Я хочу выпить.
- У тебя, кстати, деньги есть?
- Есть.
- Одолжи десятку.
- На.
- До, ре, ми, фа, соль, ля, си, мне спасибо, вам мерси, - сказал Никита и пошел в ту комнату, где Надя сидела с Дунечкой.
- Здорово, сестреночка, - бодро сказал Никита и поцеловал Надю. Племяшечка, привет.
- А я сегодня весь день с тобой буду, - сказала Дуня.
- Мешать станешь?
- Конечно.
- Выдеру.
- Меня драть нельзя, я нервная.
- Вы оба понимаете, что творите? - спросил Никита. - Может, отложите ваш бракоразводный про...
- Никита! - Надя показала глазами на Дуню.
- Ничего, говорите, я вас не буду слушать, - сказала Дунечка и приложила пальцы к ушам, - я вместо этого смотреть буду.
- Пожалуйста, не отпускай ее ни на шаг, - сказала Надя, - нам просто не с кем ее оставить, понимаешь? Никого нет, кроме тебя.
- Мама вернется послезавтра...
- Я не виновата, что все это назначили на сегодня.
Дунечка пошла в ту комнату, где у окна сидел Степанов. Она шла, подпрыгивая на носочках.
- Смотри, - сказала она, остановившись возле двери. - Я умею на самых кончиках, как балерина.
- Ах ты рыбонька моя, - сказала Надя и вышла на кухню.
Никита пошел следом за ней.
- Еще ж не поздно, - сказал он. - Ты ведь любишь его.
- Я его ненавижу.
- Он тебя любит.
- Он негодяй, я его видеть не могу.
- Ты без него повесишься через полгода.
- Ну и пусть.
- А как вы будете с Дунькой?
- Она будет со мной.
- Она будет без отца.
- Она будет со мной, - повторила Надя, - ясно тебе? И вообще, не суй свой нос туда, куда не надо.
- Как с Дунькой сидеть, так <Никиток>, а как говорю правду - так <не суй нос>. Ты - сумасшедшая.
- Сам очень хороший.
- Мне по долгу велено, я - артист. Артист обязан быть сумасшедшим, иначе он станет дерьмом.
Никита ушел в ванную, залез под душ и задернулся занавеской. Он плескался и повизгивал тонким голосом.
- Надька, - крикнул он, - потри спину.
Надя выключила газ, поставила медную кофейницу на стол и пошла в ванную.
- Какой долдон вымахал, - сказала Надя, - а вроде вчера я тебя грудного купала.
- Не подглядывай, - сказал Никита, - я тебя стесняюсь. Слышь, Надьк, а чего ты такая красивая перед разводом стала? Влюбилась? Или страдание делает женщину прекрасной?
- Страдание. Нагнись ниже.
- Больно дерешь!
- Не кричи. У тебя спина грязная.
- Спина - не душа, прожить и с такой можно. Слушай, а вот для вас имеет значение, какая у мужчины фигура?
- Конечно.
- У меня ноги тонкие.
- Дурашка, - сказала Надя, - это красиво.
Она села на край ванны и заплакала. Плакала она по-детски: у нее катилось по щекам много слез и сразу же краснел нос.
- Идиоты, - сказал Никита, - вы идиоты. Выйди, я буду вытираться.
Степанов сидел возле окна, а Дунечка танцевала посреди комнаты. Она любила танцевать.
Степанов смотрел на дочь и вспоминал, как семь лет назад в такой же летний день Дунечку привезли из родильного дома.
Есть разница в том, как относятся к новорожденному мать и отец. Надя подолгу просиживала возле Дунечки - сморщенной, коричневолицей, пищащей хриплым голосишком, - и смотрела на нее с умилением, и находила сходство: <Уши у нее твои, и брови твои, и подбородок твой>. А Степанов смотрел на этот пищащий комочек с осторожным любопытством, не видел никакого сходства, но соглашался с Надей и недоуменно хмыкал: <Моя дочь...>
Люди - те же позвоночные, только высшая их форма. Волчица облизывает детеныша, подолгу глядит на него, положив длинную морду на толстые лапы, а волк гуляет себе по лесу, мимо слепых волчат проходит равнодушно - не придавить бы, - и только. Волк начинает брать детеныша с собой, когда тот делается постарше и когда мать уже не смотрит на него с такой нежностью, а порой даже прикусит за загривок, если что не так. У зверей младенчество принадлежит матери, зрелость - отцу. У людей - так же.
