Дубовые дощечки
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность. Книга завершается финалом, связывающим воедино темы и сюжетные линии, исследуемые на протяжении всей истории. В целом, книга представляет собой увлекательное и наводящее на размышления чтение, которое исследует человеческий опыт уникальным и осмысленным образом.
| Жанр: | Публицистика |
| Серии: | Уральский следопыт, 1992 №0506 , Уральский следопыт, 1992 №07 |
| Всего страниц: | 10 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1992 |
| Формат: | Полный |
Дубовые дощечки читать онлайн бесплатно
Рисунки Сергея Григорькика
Я долго не мог придумать, как назвать цикл заметок о нынешних ребятах, материала для которого накопилось достаточно много. А однажды, отвлекаясь от неуютной повседневности (а значит, и от тинейджерских проблем), взялся полистать монографию о фламандской живописи.
Неожиданно внимание привлек малозначащий в общем-то факт: большинство живописных миниатюр XVI века фламандские художники писали на дубовых шлифованных досках.
«Дубовая основа»… Это словосочетание как-то насторожило, вывернулось для меня своим сленговым смыслом (слово «дубовый», полагаю, не нужно объяснять, переводить с жаргона?). Дубовая основа… Дурацкая основа… Основа шизофренической логики…
Разве все то, что будет изображено на миниатюрах, не порождено дубовой основой нашего недавнего, да и нынешнего бытия? Разве не глупостью общественного уклада вызваны почти все ребячьи беды и несуразности их быта, о которых я должен рассказать? Я полистал свои записи разных лет, которые собираюсь обнародовать, и лишний раз утвердился в мысли, что почти за каждой ситуацией, за каждым юношеским портретом, за каждым символом и каждой эмблемой подросткового существования просвечивает дубовая доска, дубоватая наша жизнь.
Кому-то может показаться, что подобное название диктует и свой подход к реальности, усекает многообразие жизни, что все светлое, чистое, духовное может остаться за рамками этих заметок… Отнюдь!
Искать, разглядывать, анализировать светлые поступки цельных натур и любоваться ими я намерен с большим рвением, чем копаться в отходах истории человеческого духа.
И тогда «дубовая доска» — лишь гарант прочности, долговременья, хорошей сохранности… В конце концов, некоторые иконы, если не ошибаюсь, тоже исполнялись на дубовых досках.
Разве нежна она?
Жаргонное слово «усявые» (скорее, полунеологизм, только-только входящий в жаргонный пласт) можно перевести не только на общий литературный язык (там оно значит: убогие, незащищенные, странные), но и на точный язык криминологической науки: виктимные личности, что есть — потенциальные жертвы преступного мира.
Об «усявых» мне много и подробно рассказал Ерч. Ему восемнадцать лет. Он нигде не работает. Профессии никакой нет. Но к «усявым», тем не менее, интерес у него профессиональный: Ерч каждый день выходит в центр города бомбить «усявых».
«Их сразу видно, — говорит он. — Они — не обязательно хилые и слабые. Внешне они могут быть богатырями. Они не обязательно «социологи» (т. е. в очках — Ю. Ш.), могут иметь и хорошее зрение. Но у них есть как бы локаторы: они моментально чувствуют, что их «ведут», что они попали в поле моего интереса. И тогда они начинают делать ошибку за ошибкой. Какой дурак, видя «хвост», попрется в уединенное место? — Эти прутся. Какой дурак, заметя, что гопота села на след, выйдет из автобуса на пустынной остановке, — эти выходят.
Когда я раньше вел жертву, старался, чтобы она меня не заметила. Сейчас, наоборот. Идет какой-нибудь гаврик, на меня косянит, а я не скрываю, что иду за ним н что мне понравилась его американская куртка. Чем быстрее он убедится, что я буду его бомбить, тем быстрее подставится…
Самое смешное, когда усявые начинают защищаться.
Однажды мы с Бритым стояли у «Орбиты». Вдруг оттуда вываливает патлатый хиппарь. Купил себе брелок со свистулькой, идет, посвистывает. (На нем, помимо долбаного хипповского прикида — хорошие мокасины, в комке такие меньше чем за полтора куска не возьмешь). И в арку завернул.
Я Бритому говорю: «Подожди, сейчас я его разую, У меня кроссовки совсем развалились».
Бритый: С ума сошел, днем?
Я догнал патлатого. Сигарету попросил. Тот по карманам водит, а видно, что и не курил ни разу в жизни; Меня это сразу взорвало. Я ему вделал по кумполу. Тот упал. Ногой пару раз вделал, чтобы понял, что с ним не шутки шутят. Бритый подоспел, тоже вделал.
Хиппарь: Что вам надо, ребята? — Жалостным голоском. Я объяснил…
— А я в чем пойду?
Я ему на свои «ураллаптевские» кроссовки показал и еще пару раз этими кроссовками вделал ему под г…
Кто бы видел, как он быстренько свои мокасины снял. Прямо выпрыгнул, из них.
Спрашивает: — Ну, я пошел?
Мы с Бритым отвалили. Но потом я решил с хиппаря и часы снять. Я их сразу заметил, японские, с музыкой.
Возвращаюсь, а клиент еще под аркой. Я ему — про часы. А он вдруг в карман лезет и брелок-кнопарь достает. Распахивает его и, ублюдок, даже показать-то по-настоящему не умеет: руку с ножичком стыдливо за штанину прячет.
Я даже расхохотался:
— Ты?! На меня?! С ножом?!
Он что-то вяк-вяк, и — от хохота можно задохнуться — ножичек складывает и опять к себе в карман.
Тут женщина какая-то появилась. Я решил, фиг с ними, с часами… Женщины часто за «усявых» впрягаются. Ушел.
Мы с Бритым с одной стороны «Орбиты» на трамвайную остановку вышли. А хиппарь — с другой, с задворок. Стоим, я — в его мокасинах, он в моих лаптях… Тут меня вообще наглость разобрала. Подхожу к нему:
— Прости, брат, лайф есть лайф…
А он вдруг, чуть не плача:
— Да оби-идно просто…
Я ему снова:
— Слушай, а на такси не обидно троячок нам подкинуть?
Он осмелел (народ все-таки кругом):
