Под стук колес пытаюсь бороться со сном. Он побеждает, и время от времени голова падает, как цветок клевера, скошенный пьяным косарем. Слева баюкающе лопочут китайцы, справа русская парочка бурно обсуждает своих знакомых.
Электричка не торопится, часто тормозит и ждет пока загорится зеленый.
Напротив сидит женщина с дремлющим ребенком и читает, качающиеся тела закрывают ее от меня, я могу видеть только половину ее лица, волосы, небрежно заколотые над ухом, руку с книгой. Если бы она была привлекательна то можно было бы представить себе знакомство, как я встаю, пробираюсь к выходу, задеваю ее, извиняюсь, прикоснувшись к рукаву, она поднимает голову и улыбается мне, просыпается и начинает хныкать ребенок, она закрывает книгу и замечает что ей пора выходить, я помогаю ей, выйдя на улицу закуриваю, она спрашивает у меня сигарету и мы начинаем болтать, и оказывается что она живет одна, работает в адвокатском офисе секретарем, что ее начальник старый козел и пристает, мы договариваемся встретиться на обед и расходимся в разные стороны, ежась под моросящим дождем. Но она некрасива, ее усталое лицо землистого цвета покрыто мелкими бугорками, ребенок с висящей из носа соплей ворочается во сне и мешает ей читать, она хмурится и не глядя похлопывает его по спине.
Китайцы выходят и рядом со мной садится блондинистая красотка, ерзает, стараясь завоевать побольше места, достает откуда-то из безформенного рюкзака бутылку с водой, жадно делает несколько глотков, как будто ей действительно хочется пить — в такой-то холод, вслед за водой достает бумаги и погружается в их изучение, время от времени попивая из бутылки. Она занята карьерой, тщательно откладывает новогодние бонусы, покупает надежные стоки и через года четыре сможет приобрести квартирку где-нибудь на 32-й, маленькую, но почти в центре, будет бегать трусцой в будни и посещать окружающие магазины по выходным. Через десять лет сослуживец ее школьной подруги подарит ей кольцо с брильянтом, и еще через три года они поженятся, купят дом в пригороде и она сможет сидеть дома, растить детей и ходить в гости к подружкам. Ее локоть двигается в неприятной близости от моего живота, я закрываю глаза, стучат колеса, шумит дождь, скоро моя остановка и новый день можно считать начавшимся.
Работа состоит из сложившейся и накрепко, как кирпичи цементом, закрепленной последовательности событий.
Войти в здание, стряхнуть зонтик.
Поздороваться с дежурным охранником, предъявить пропуск, подняться на лифте.
Пройти по коридору, снять плащ (пальто, куртку, пиджак) поздороваться с начальником, поздороваться с соседями, пойти за кофе.
Налить кофе, встретить сослуживцев, перекинуться парой ничего не значащих фраз, насыпать в кофе сахар.
Вернуться на место, размешать сахар, сделать глоток, залезть в интернет, почитать анекдоты и новости, ответить на письма полученные за ночь, допить кофе, пойти на обед.
День идет за днем, как связанные бесконечной веревочкой серые ослики, бредущие по пустыне. Только в этой пустыне все время идет дождь и холодно, ослики бредут поеживаясь и не глядя по сторонам. Их темные от моросящей воды бока размеренно двигаются — ослики дышут, помахивают хвостами, не из дружелюбия, а чтоб отогнать мух, прядут ушами, внимательно глядя в землю и стараясь ступать в след впереди идущего. Никто из них никогда не задумывается — что там впереди, никто не думает о том ослике, который идет самым первым, и не скорее всего им неизвестно что первый ослик привязан к хвосту последнего, а может они это знают и потому каждый из них может считать себя первым, или последним, кому как нравится.
В соседний кубик пришла Ребекка, она плачет и ей дают валерьянку в прозрачных капсулах. Она часто плачет, ее муж наркоман, но она не хочет его бросать, любит, а он обещает исправиться, долго обещает, уже четвертый год, а она все еще верит, не разводится, приходит на работу с красными опухшими глазами, все делают вид что не видят, что с ней, только моя соседка поит ее валерьянкой, и уговаривает о чем-то — тихо, почти шепотом. Ребекка кивает, мне видна ее темная макушка, она громко сморкается, затем, вероятно вспомнив о моем существовании поворачивается и говорит «хай», пытаясь улыбнуться, я делаю вид что занят работой и отвечаю ей не поднимая головы. Питер из соседнего кубика громко комментирует «Опять кто-то наступил на утку», все смеются и Ребекка трясет темными волосами.
Каждое утро начальник считает дни оставшиеся до пенсии. Ему 42 года и младшая дочь пошла в 7 класс. Он прикидывает сколько лет ему прийдется работать здесь, чтобы оплатить обучение старшего сына и дочки в коледже, а потом перейти на тихую, менее оплачиваемую работу, может быть на пол-ставки и каждый день играть в гольф. Он считает, и выясняет что осталось никак не меньше 10 лет, его лицо морщится как от зубной боли и он набирает телефон, звонит жене, почти неслышно отвечает ей, затем кладет трубку и начинает громко раздавать команды, как правило безобидные и не очень нужные, но его слышно издалека, он шутит и сам громко смеется, напевает что-то и старательно поддерживает имидж исполнительного, энергичного и незаменимого работника, пример для подражания в своей группе. Он почти не обедает, иногда приносит себе яблочко, но не потому что у него нет аппетита, если ему предложить еду он всегда соглашается и ест быстро, не растягивая — просто он экономит деньги и все вкладывает в сбережения, и любит приговаривать что хочет уйти на пенсию денежным мешком. У меня его разговоры вызывают недоумение граничащее с досадой, я даже как-то пытался ему объяснить что жизнь не подчиняется законам логики как те программы, которые мы пишем, что он может умереть попав под машину, или ударив себя по голове клюшкой для гольфа, или от банального сердечного приступа — в день ухода на пенсию, от радости, но он непонимающе глядел на меня, моргая сквозь очки, с его лица не сходило доброжелательное выражение, он терпеливо ждал когда же все что я говорю окажется шуткой и я перевел все в шутку, сказав что его жена, вероятно насладится его накоплениями. Он громко и ненатурально посмеялся, как обычно, и пошел дальше, прикидывая в уме сколько ему осталось выслушать вот таких шуток за свою жизнь, и когда же он наконец сможет снять свое доброжелательное лицо, не догадываясь что к тому времени оно приростет к нему и заменит настоящее, и никто не заметит подлога.
