Нигде так сильно не ощущаешь дыхание войны, как в толпе беженцев, бредущих по раскисшей от осенних дождей дороге. Особенно, если тебя угораздит попасть в такую толпу. Люди выглядели вполне прилично, с того момента, как был разрушен город, прошло всего несколько часов, и они не успели обтрепаться в дороге, но печать растерянности, отчаяния, горя, проглядывала на многих лицах. В одночасье их жизнь была разрушена, а родные и близкие многих погибли.
Мой «Шершень», легкий боевой робот, входивший во фронтовое звено «Разрушителей Жизни», стремительно несся по дороге, раз за разом выбрасывая вперед голенастые лапы. Тяжелые удары стоп тридцатитонной машины заставляли людей впереди оборачиваться и заранее убираться с пути. Хотя бы ради того, чтобы не забрызгало ледяной осенней грязью, щедро летевшей из-под стоп. Чужое несчастье для меня сейчас воспринималось слабо, скорее умом, чем сердцем, когда ты – пилот боевого робота и твое тело находится в коконе жизнеобеспечения, подключенное к реальности лишь посредством сознания, то эмоции практически не работают.
До начала гражданской войны, охватившей всю планету и расколовшей Республику Митра на два непримиримых лагеря – законное правительство и сепаратисты, отстаивающие независимость планеты от Галактической Федерации миров, эта междугородная трасса была вполне приличной. Война длилась уже семь лет и за эти годы боевая техника, особенно такая, как мой робот, разбила все центральные дороги вдрызг, превратив ее покрытие в хлам и мусор. Отсюда – грязь, отсюда рытвины и глубокие, наполненные мутной водой ямы, в которых иной раз застревали гражданские машины. Вон как та, впереди.
В грязи увязла древняя колымага на воздушной подушке – трассер. Двое человек, старик и подросток лет пятнадцати, пытались вытолкнуть ее из ямы. Я не понял, зачем они это делали. Если сдохли воздушные компрессоры, то в полевых условиях починить будет сложновато. Или они просто старались убрать машину с дороги, на местечко посуше, чтобы не спеша разобраться со своим имуществом? Услышав шаги моего робота, старик обернулся и просительно заулыбался, замахал мне рукой.
Остановиться, подтолкнуть? К черту. Нужно двигаться вперед. Каждый боевой робот сейчас на счету, чем быстрее будет произведен ремонт моего ИБээРа, тем быстрее я вернусь к своим, на боевые позиции.
Ожесточенную атаку сепаратистов на Лесную Лощину мы отбили всего несколько часов назад, город удалось отстоять, но было ясно, что еще одного наступления врага мы не выдержим. Защитный периметр вокруг Лесной Лощины превратился в решето, а сам город был разрушен наполовину. В ходе боя мой робот получил серьезные повреждения, ходовая часть почти не пострадала, но практически все вооружение, лазерные излучатели обеих рук и ракетные установки, вышли из строя. Вот я и спешил на ремонтную тыловую базу, находившуюся поблизости от городка Рассветный, отстоявшего от фронта на восемьдесят километров – меньше часа бега на крейсерской скорости. Если бы не беженцы на дороге, можно было бы двигаться и резвее. А так приходилось время от времени сбрасывать скорость, чтобы не навредить людям. Мысль сойти с дороги и рвануть лесом я отбросил сразу, деревья вдоль обочин росли слишком густо, а робот и так пребывал в неважном состоянии, нет никакой необходимости мочалить стволы его корпусом.
Не останавливаясь, я стремительно обогнул трассер. В беге «Шершень» способен выдавать шаги до восьми метров длиной, в зависимости от текущей скорости, хотя сам робот всего семь метров в высоту. Неудивительно, ведь «Шершень» – самый легкий и самый быстрый робот из существующих.
На экране заднего обзора подросток выкрикнул какое-то оскорбление, но старик с выражением горькой обреченности на лице положил ему руку на плечо, заставив умолкнуть. Они отвернулись, возвращаясь к своей бессмысленной работе. Возможно, они решили, что я порядочная сволочь.
Меня это мало волновало, ведь я находился под воздействием нейро-системы робота, и какие-либо эмоции, если и возникали, оставались позади сознания мягко заретушированным фоном.
Я прибавил шагу.
– Угощайся, Санек.
Я потянулся к плоской пачке сигарет на столе, разделявшем меня и начальника рембазы – майора Стефана Долони, в кабинете которого мы находились. Из поверхности пачки проступала голограмма стекловидной змеи, свернувшей длинное тело в многочисленные, напружиненные для броска кольца. По полупрозрачному телу змеюки гуляли разноцветные блики, пока я тянул руку, она настороженно наблюдала за мной, беззвучно раскрывая и закрывая широкую пасть с жемчужными зубами. А когда выщелкнул белоснежную, с золотистым фильтром сигарету из пачки, она бессильно зашипела, не в силах помешать «грабежу».
Давнее знакомство с майором позволило мне с первых же минут нашей встречи перейти на некий суррогат прежних приятельских отношений. По-крайней мере с глазу на глаз. Мы оба сделали вид, что пролегшие между нами годы ничего не изменили. Меня это вполне устраивало. Терпеть не могу официальщины. Никогда мне не стать настоящим воякой, свято чтящим букву и дух устава.
– Опаловый Змей? Шикарно живешь, майор. В своем звене я перебиваюсь только «Мозголомом».
