Алексей Васильевич Леснянский
ДЕЖУРНЫЕ ПО СТРАНЕ
роман
И неужели сие мечта, чтобы под конец человек находил свои радости лишь в подвигах просвещения и милосердия, а не в радостях жестоких, как ныне, — в объедении, блуде, чванстве, хвастовстве и завистливом превышении одного другим? Твёрдо верую, что нет и что время близко… И сколько же было идей на земле, в истории человеческой, которые даже за десять лет немыслимы были и которые вдруг появлялись, когда приходил для них таинственный срок их, и проносились по всей земле? Так и у нас будет, и воссияет миру народ наш…
Ф. М. Достоевский, Братья Карамазовы
Глава 1
Эти интересные события произошли в одном сибирском городе. Претендовать на пафосное звание мегаполиса он не стремился, а на ярлык «села городского типа», который ему приклеивали приезжие мастодонты из столицы, обижался. Надо сказать, что жителей в нём проживало несметное количество, но только если кому вдруг придёт в голову шальная идейка спрятаться от правосудия в одном из микрорайонов, то об этом через два с половиной часа уже знают все дворники наперечёт, а через три и всё остальное население: от градоначальника Николая Гербертовича Горностаева до бродячих котов, жадных в отношении молочно-кефирных рек и мартовского прелюбодеяния.
Автора так и подмывает назвать точное число жителей города, и он, пожалуй, сделает это, иначе к концу произведения его окончательно подмоет и унесёт в Мировой океан. Так вот, если взять жителей Москвы без обитателей северо-западного округа на пару с теми, кто в отчаянном порыве штурмует столицу в поисках работы и успеха, и разделить эту цифру на сорок лет, проведённых Моисеем с евреями в пустыне, чтобы из египетских рабов превратить их в свободных людей, — то получится единица, за которой гордо шествуют пять голопузых нулей.
Особых достопримечательностей в городе не было, если не считать драматического театра с провинциальной труппой и краеведческого музея, где томилась за стёклами суровая флора и скалила зубы таёжная и степная фауна. Зато высших учебных заведений в городишке было хоть отбавляй. В постперестроечную эру они росли, как грибы после обильного дождичка, стремясь подтянуть население в экономическом и юридическом плане. Институтов обозначенного профиля развелось так много, что стали они ютиться в бывших общежитиях и оккупировать детские сады — благо, что дети перестали рождаться.
В городе было три рынка: один — центральный, другой — так себе, третий был блокирован нашими желтолицыми крошечными товарищами по утопленному в Лете, но ещё не до конца захлебнувшемуся соцлагерю. Громадные цеха тяжеловесно-серого мясокомбината громоздились в затхлом воздухе на улице Пушкина, и зданием в стиле «модерн» непременно бы гордились жители, если бы перепадало от его величия в консервные банки побольше мясных прожилок, а бледный жир, от которого заплывали металлические стенки, куда-нибудь бы исчез во веки веков. Пивоваренный завод, расположенный по улице Советской, был выкрашен в таинственный бордовый цвет, что никак не отражалось на качестве пива в холодный осенне-зимний период, а летом и весной, когда глотку сушит палящее солнце, как говорится, не до суждений о вкусовых качествах прохладительных напитков — лишь бы кое-как утолить жажду. Если бы автор отведал сметанки, произведённой «Маслосыркомбинатом», то нашёл бы её превосходной, потому что жирность в данном продукте ему претит, но о ней напоминала лишь надпись на этикетке, которую читают редко.
Ещё в городишке был зоопарк. Его следовало бы отнести к достопримечательностям, но пожалеем верблюдов и медведей, знакомых с голодом.
На этом язвительное повествование, кстати и некстати пересыпанное гиперболами, на какое-то время прекращается, и начинается серьёзный рассказ о тех, кто родился при Брежневе, рос при Горбачёве, а мужал при Ельцине. Они не знали друг друга до 99-ого года, учились в разных школах, имели разные интересы, но судьбе было угодно раз и навсегда соединить их в маленькой беседке у стен заштатного института за четыре месяца до того момента, как по всей планете в трескучем морозном воздухе под завывания декабрьской вьюги закружатся в танце снежные хлопья миллениума.
Когда закончилась первая в их жизни пара по высшей математике, они вперёд всех сбежали вниз и заняли уютную беседку, залитую уставшим осенним солнцем. Они быстро познакомились и стали наперебой делиться друг с другом первыми впечатлениями о вузе, в котором им дальше предстояло учиться долгих пять лет. После десятиминутной беседы выяснилось, что пока все без исключения метят на красный диплом, а дальше будет видно, потому что студенчество, как резонно заметил один из них, — это не только учёба. Они и не подозревали о том, что им вместе предстоит пройти. Им казалось, что пироги успеха с ватрушками счастья планируют в воздухе и надо только во время зевка не прикрывать рот ладонью, и в него обязательно залетит настоящая любовь или ещё какая-нибудь штука, поперхнуться которой было бы так здорово. Заманчивые перспективы на будущее роились в их головах, и они не позволяли себе даже сомневаться в том, что у них всё получится, так как все шестеро имели крепкие тылы в лице своих отцов — бизнесменов средней и выше средней руки.
