Разговаривали двое.
Голоса – тонкий и погуще – звучали взволнованно.
– Если дома не станет, – пищал один, – нас не станет тоже!.. Куда мы денемся? Мы не можем…
– Не можем, не можем! – передразнивал второй. – А что делать?! Что предпринять?..
– Раньше нужно было думать!
– О чем?! Ничего не должно было случиться! Триста лет и три года ничего не менялось, а тут такое!..
– Если бы пораньше, если бы сразу, – сокрушался писклявый, – мы бы подготовились! Что угодно можно отдать, лишь бы время вернуть!
– Пустая болтовня! Что отдать?! Да и что мы можем сделать, отравы ему подмешать?
– Да хоть бы отравы, – воинственно пищал первый. – За этот дом ничего не жалко.
Собеседники помолчали.
– А если не жалко, – осторожно начал второй, – то я тут кое-что измыслил.
– Что, что?..
– Погоди, расскажу. Нам же не просто так!.. Нам надо, чтобы никто, ни одна живая душа не заподозрила, что мы в этом… замешаны.
– Это да, это чистая правда.
– Так вот. Мы сделаем все чужими руками.
– А как, как?..
– Да погоди ты!.. Надобно все обставить так, словно нас нет и не было.
Первый тоненько захихикал:
– Так нас ведь и вправду нет. А были, нет ли… Какая уж теперь разница!
Василий Васильевич Меркурьев из окна машины смотрел, как ноябрьская Балтика катит тяжелые, ртутные, волны – до самого горизонта, до неба. Песчаные пляжи залиты серым дождем. Должно быть, летом этот песок бывает веселым, солнечным, горячим!.. Должно быть, на нем приятно валяться и ходить, загребая его босыми ногами. Сейчас он был весь исхлестан дождем и ветром, и трудно вообразить, что на этих берегах возможны лето и солнце.
Василий Васильевич вздохнул.
Дорога все время шла по берегу моря, лишь иногда разросшиеся деревья скрывали его от глаз, но гул – тревожный, неумолчный гул осеннего моря – никуда не исчезал, заполнял собой весь мир, и в голове у Василия Васильевича тоже шумело море.
– В первый раз у нас? – спросил водитель, поглядывая на пассажира в зеркало заднего вида. – Время уж больно неподходящее для отпускников-то!..
– Не первый, – сказал Меркурьев. – Я каждый год тут.
– И все в ноябре?.. – удивился водитель.
– Осенью, да, – подтвердил пассажир. – Я летом отпуск не беру.
– Чего это?!
Пассажир опять уставился в окно.
– Я работаю в Бухаре на газовой станции. Газопровод через пустыню тянем, – пояснил он. – Так от жары этой окочуриться можно, веришь, нет?.. Как в апреле начинается каждый день сорок градусов, так жарит до октября. И ни одного дождя! В октябре двадцать пять, это уже подарок судьбы! Поэтому я в отпуск только по осени и только на холодное море езжу, отдохнуть малость.
– Да, – сказал водитель с сочувствием, – тогда понятно. Ну, у нас тут дожди каждый день, наслаждайся!..
Бухарец кивнул.
– А чего в глухомань такую? Твоя гостиница – это ж дыра захолустная!.. Полтора часа едем, никак не доедем. Вроде нефтяники – народ небедный, можно себе позволить!..
– Да какой я нефтяник? – возразил бухарец. – Я инженер на газопроводе!
– И чего? Нормальную гостиницу не мог снять, вон хоть в Светлогорске! Там по крайней мере культурно, есть где пивка попить, есть где пройтись с барышней под ручку. Чего тебя в самый глухой угол-то несет?..
Василий Васильевич опять вздохнул. Оправдываться перед водителем ему не хотелось, но он чувствовал, что… должен.
– Я картинки в интернете посмотрел, мне понравилось, – сказал он. – И море прямо под окнами, и маяк, и буковая роща.
– Маяк не действует уже сто лет.
– Так ведь и я не пароход! Какая мне разница, действует, не действует!.. Главное – красиво.
– Красоту, значит, любишь, – заключил водитель.
– Люблю красоту, – покаялся Василий Васильевич. – И пустыня надоела. Хочу, чтоб море и лес. И дождь.
Водитель покрутил головой – чудно!
– Ну, получай свой лес и дождь. Вон гостиница твоя.
Трехэтажный, узкий, как готический собор, старый немецкий дом с двумя круглыми башенками и черепичной крышей почти терялся на фоне буйных красок осеннего леса. К нему вела узкая дорожка, засыпанная красным гравием. Дорожка петляла по лугу, обходя ручей, и у самой решетки пересекала его по горбатому каменному мостику. Ворота стояли настежь, и похоже было, что они никогда не закрываются.
– Поселок с той стороны, – продолжал водитель. – На тот случай, если в лесу сидеть надоест!.. Там и кафешка есть, и ресторан «Беккер» приличный, и продовольственный – водочки взять.
Василий Васильевич смотрел в окно и кивал.
– Остановка автобусная в километре, можно и до Калининграда доехать. А хочешь, меня вызывай, я тебе телефончик оставлю! Слышь, бурильщик?
– Оставь, – согласился Меркурьев.
Шурша шинами по красному гравию, машина подъехала к островерхому дому и остановилась. Водитель заглушил мотор, и сразу стало слышно, как дождь барабанит по крыше, как шумит лес, и гул моря тоже надвинулся, словно расширился.
Василий Васильевич вылез из салона, накинул капюшон и выудил из заднего кармана джинсов кошелек. Водитель уже поставил под чугунный козырек две его сумки.
– Ну, бывай, бурильщик! Соскучишься, звони, не стесняйся! Покатаю!..
Василию Васильевичу хотелось, чтоб он поскорее уехал.
– День добрый, – пробасили у него за спиной, и бабахнула тяжелая дверь. – Мы вас ожидаем. Самолет опоздал?