Овца откинула копыта вскоре после полудня, когда до города оставалось еще верных три мили.
Совсем уж неожиданностью это для меня не стало — последние четверть часа она заметно сбавила темп, а под конец и вовсе начала пошатываться. Наверное, тогда и стоило слезть. Но я решил, что лучше будет поскорее добраться до городка, ну или хотя бы до места, где сыщется тень и вода, — и прогадал, как выяснилось. Теперь же мне предстояло не просто прогуляться по выжженной добела прерии, но и утащить на себе почти тридцать фунтов барахла. Ах да, и еще плюс чертово седло!
Кое-как поднявшись, я выплюнул горсть песка, стряхнул втрое больше с куртки. Через силу глотнул из фляги противно-теплой воды — «патентованный» холодильный заговор протух два дня назад и от обещанной заклинателем свежести остался лишь горький привкус. Огляделся по сторонам — разумеется, ничего похожего на доброго волшебника или хотя бы почтовый дилижанс не обнаружилось. Равно как и армейского интенданта, живодера, некроманта, хотя обычно эта публика чует будущую падаль — и прибыль! — за полсотни миль. Даже стервятников не видать, что не может не радовать — для здешних обитателей эти пташки как рекламный щит дешевой обжираловки для мистера Янки!
Три мили. В голове мелькнула было малодушная мыслишка: зарыть седло где-нибудь под приметным кактусом. Но я отогнал её прочь — вместе с полудюжиной уже начавших слетаться мух. Глупо. Сто против одного, что выкопают еще до полуночи. Потерять же седло было бы еще обиднее, чем лошадь, — в конце концов, гнедая кляча стоила мне всего два доллара и полдайма, за седло же мексиканец предлагал все пятнадцать. Как-нибудь потом, когда отыграется…
Нет, седло я здесь не оставлю. Ни за что. Нет-нет-нет и еще раз нет. Я так решил, а я своему слову хозяин!
Этой решимости хватило ярдов на пятьсот. С каждым шагом под палящим солнцем она пропадала, словно пролитая на здешний песок вода. Еще через сотню шагов я понял, что вот-вот разделю участь Овцы.
А еще через несколько ярдов я остановился, чтобы в очередной раз поменять местами, в смысле, плечами, седло и дробовик — и первый раз в жизни увидел всамделишных диких гоблинов.
Их было четверо — зеленых, клыкастых и ярко размалеванных красным и синим на манер дешевой глиняной свистульки. Гоблины стояли на вершине холма и, то и дело прикладываясь к бутылкам, наблюдали, как их сегодняшний обед, пошатываясь от усталости, тащит к ним груду добычи. Плохо стояли — как я ни прикидывал, получалось, что картечным дуплетом смогу зацепить двоих, никак не больше.
— Эй, чего встал! — рявкнул самый здоровый гобл, стоявший чуть впереди остальных. — Давай-давай, иди-иди!
Голос у гоблина был исключительно мерзкий. А вид — еще гаже. Кроме бутылок — пива! гномского! проклятье, за бутылку холодного пива я бы сейчас душу в ломбард заложил! — мне особенно не понравились два револьвера, винтовка, сабля, пара томагавков, уйма метательных ножей, ну и динамитные шашки. Говоря проще, гобл вооружился до клыков. Впрочем, его приятели хоть и отставали от своего предводителя по части увешанности смертоубийственным металлом, но на звание «бродячий арсенал» тоже вполне тянули.
— Я п-постою.
Прозвучало не слишком внушительно. Говоря откровенно — жалко. Гоблины, видимо, пришли к такому же выводу и дружно загоготали.
— В полумиле за мной…
Получилось еще хуже, чем в прошлый раз — тихо и пискляво. Откашлявшись, я сплюнул и сделал еще одну попытку.
— В полумиле за мной лежит дохлая Овца. Если хотите пожрать — для вас будет самое то!
По крайней мере, удивить я их сумел.
— Овца? — удивленно повторил гоблин. — Маленькое, косматое, бе-е-е?
— Нет, большое подкованное иго-го.
У меня была слабая надежда, что хоть один из гоблинов заинтересуется этой животноводческой загадкой. Душещипательную же историю о бешеном гнедом двухлетке, на котором я продержался целых пять секунд, мамуле, строго-настрого запретившей мне после этого родео иметь дело с лошадьми, а также барышнике из Оркано… ну-у, минут на пять я бы точно сумел растянуть этот рассказ. Пять минут — срок немалый. При хорошем раскладе может появиться кавалерия из-за холмов, при так себе — удастся пожить лишние пять минут.
— А-а, лошадь! — догадался гоблин. — Лошатину мы любим, да. И…
Не договорив, он задумался — по крайней мере, я предположил, что у зеленошкурого подобную зверскую гримасу может вызвать либо мыслительный процесс, либо желудочные колики.
— Мы твоя убивать не будем! — объявил гобл.
— Че-е-его?!
— Мы твоя просто закоптим! Для сохранности, е-е-йо!
Судя по радостному оскалу, гоблин был ужасно горд рожденной им шуткой, и потому оглянулся на сотоварищей, явно рассчитывая на их горячее одобрение. Наверное, он бы его и получил секунды через полторы-две — именно столько, по моей прикидке, должно было уйти на переваривание сказанного в средней гоблинской башке.
Ну а мне этого времени хватило аккурат на то, чтобы направить в сторону гоблов дробовик, ударом ладони взвести курки — и пальнуть!
Отдача пребольно лягнула в плечо, стволы задрались в зенит. Затем кто-то большой и могучий с размаху врезал мне правым снизу в челюсть — так, что я кубарем полетел в кустарник за спиной.
