«Дорогой папа!
Посылаю тебе эту записку в ошейнике Рекса, потому что сам вынужден остаться здесь. Надеюсь, моя записка благополучно дойдет до тебя.
Твое письмо по поводу уплаты налогов я не смог вручить, потому что вдова Блэкуэлл убита. Она наверху. Я перенес ее на постель. Выглядит она кошмарно. Мне бы хотелось, чтобы ты сообщил шерифу и судебному следователю Уилксу.
Что касается маленького Джима Блэкуэлла, я не знаю, где он находится в данную минуту. Он так перепуган, что бегает по дому и прячется от меня. Его, должно быть, здорово напугал тот, кто убил его мать. Он не говорит ни слова. Только мечется по сторонам, словно испуганная крыса. Иногда я вижу в темноте его глаза, а потом они исчезают. У них тут, как ты знаешь, нет электричества.
Я пришел на закате, чтобы отдать твое письмо. Позвонил в колокольчик, но мне никто не открыл, поэтому я толкнул входную дверь и заглянул внутрь.
Все занавески были задернуты. Тут я услышал, как ктото тихо пробежал через гостиную, после чего ноги застучали по лестнице. Я позвал вдову, но она не ответила.
Я пошел наверх и заметил Джима, который смотрел на меня сквозь ряд балясин. Когда он понял, что я заметил его, он сбежал вниз, в прихожую, и с тех пор я его не видел.
Я осмотрел комнату наверху. Наконец зашел в комнату вдовы Блэкуэлл, она лежала мертвая на полу, в луже крови. Горло у нее было перерезано, глаза широко раскрыты и вытаращены прямо на меня. Кошмарное зрелище!
Я закрыл ей глаза, осмотрел комнату и нашел опасную бритву. Вдова была полностью одета, из чего я заключил, что убийца замышлял только грабеж.
Так вот, папа, прошу тебя, как можно быстрее приезжай с шерифом и судебным следователем Уилксом. Я останусь здесь, прослежу, чтобы Джим не убегал далеко от дома, а не то он заблудится в лесу. Но приезжай как можно скорее, потому что мне совершенно не нравится сидеть здесь, пока вокруг в потемках рыщет Джим. Люк».
«Дорогой Джордж!
Мы только что вернулись из дома твоей сестры. Газетчикам мы пока не говорили, так что я сам обо всем тебе расскажу.
Я отправил Люка доставить бумаги по уплате налога на недвижимость, и он обнаружил, что твоя сестра убита. Я совсем не в восторге от того, что мне приходится сообщать тебе об этом, но должен же кто-то это сделать. Шериф с помощником уже обшаривают окрестности в поисках убийцы. Они считают, это был какой-нибудь бродяга. Она не изнасилована, и, насколько мы можем судить, из дома ничего не пропало.
Но более всего меня беспокоит маленький Джим.
Этот мальчик может скоро умереть от истощения и даже просто от страха. Он ничего не ест. Иногда проглатывает кусочек хлеба или откусывает конфету, но как только начинает жевать, лицо у него кривится и его сейчас же сильно рвет. Я вообще ничего не понимаю.
Люк обнаружил твою сестру в спальне с перерезанным от уха до уха горлом. Судебный следователь Уилкс утверждает, что это сделано сильной уверенной рукой: рана глубокая и ровная. Мне ужасно не хотелось рассказывать обо всем этом, но, думаю, тебе лучше знать правду. Похороны состоятся через неделю.
Мы с Люком долго бродили вокруг дома, пытаясь поймать мальчика. Он быстрый, как молния. Джим мечется в темноте и попискивает каким-то крысиным писком. Он показал нам зубы, когда мы наконец-то загнали его в угол с помощью фонаря. У него совершенно белая кожа, а от того, как он закатывает глаза и пускает изо рта пену, просто мороз по коже.
В итоге мы его поймали. Он кусал нас и извивался угрем. А потом совершенно затих, и мы понесли его, по выражению Люка, как бревно.
Мы принесли его в кухню и попытались накормить. Он не съел ни кусочка. Выпил немного молока, причем так, словно совершал большое преступление. А потом, через секунду, лицо у него исказилось, он раскрыл рот, и все молоко вышло обратно.
Он постоянно пытается от нас сбежать. Не произнес ни единого слова. Он только пищит и бормочет, словно болтающая сама с собой обезьянка.
Мы в итоге отнесли его наверх и уложили в кровать. Он окаменел, как только мы дотронулись до него, и я испугался, что у него вылезут глаза из орбит, так широко он их раскрыл.
Челюсть у него отпала, он уставился на нас, словно мы чудовища или же пришли распороть ему горло, как его матушке.
В свою комнату Джим идти не хотел. Он визжал и бился у нас в руках, как пойманная рыбина. Он упирался ногами в стену, пихался, вырывался, царапался. Нам пришлось надавать ему пощечин, тогда он снова вытаращил глаза и одеревенел, и мы внесли его в комнату.
Когда я раздел его, то оторопел так, как ни разу за всю свою жизнь, Джордж. Этот парнишка сплошь покрыт шрамами и синяками, и на спине, и на груди, словно кто-то связывал и пытал его щипцами, или каленым железом, или бог знает чем еще. У меня мурашки пошли по коже от такого зрелища. Я знаю, поговаривают, вдова была несколько не в себе со смерти мужа, но не могу поверить, что такое сделала она. Это дело рук совершенного психопата.
Джим был сонный, но не смыкал глаз. Он все время оглядывал стены и потолок, и губы у него шевелились, словно он хотел заговорить. Джим застонал низким прерывистым голосом, когда мы с Люком направились к двери.
